Меч я призвал, доспехи — нет. Мне уже смешно было бы прятаться за доспехами. Если я сам себя не смогу защитить от чего-то — жалкий слой металла не спасёт и подавно.

Дракон, будто бы испугавшись нашего нападения, подался назад. Он словно «вытек» в пролом и исчез, оставшись лишь заревом на кромешно-чёрном небе, которое лило струи дождя.

Мы с Авеллой вылетели наружу одновременно. Вслед за нами пролом исторг полчища стихиалей, близнецов и близняшек. Они все тут же распределились вокруг пролома, формально окружив нас, хотя мы висели в воздухе. В воздухе висел и Дракон, в груди которого я видел теперь двоих — Мелаирима, держащего за руку Маленькую Талли.

Их лиц было не различить. Они казались лишь чёрными силуэтами на фоне огня. Однако Маленькая Талли совершенно точно прибавила в росте.

— Вот как мы поступим, Мортегар, — прогремел двойной голос. — Ты сейчас отдашь нам Сердце Огня, и всё закончится.

Мне показалось, будто Мелаирим наклонился к Талли. Как будто прошептал ей что-то на ухо. И через мгновение я услышал её голос, дрожащий, но каким-то непонятным образом усиленный:

— Папа, пожалуйста. Я буду очень осторожно с ним обращаться, честно!

Мы переглянулись с Авеллой. Дождь заливал глаза, одежда мокла. Я мысленно отмахнулся от него, и, подчиняясь Пятой Стихии, струи воды начали нас огибать. А вот стихиалям внизу приходилось несладко. Они шипели и мерцали.

— Зачем тебе это нужно? — крикнул я, обращаясь к Талли.

И вновь Мелаирим наклонился к ней, что-то нашёптывая. Меня это вывело из себя:

— Эй, ты! Я с дочерью разговариваю, а не с тобой. Захочу поговорить с тобой — буду кричать в выгребную яму.

Мелаирим промолчал, а Талли пролепетала:

— Я сделаю мир лучше...

— Что ты сделаешь? — прищурился я.

— Мир. Лучше, — сказала она, явно не понимая, что говорит, повторяя чужие слова, за которыми не было собственных мыслей или чувств, помимо страха.

— Чем что?

— Чем то, что есть...

— Талли, да всё, что угодно, будет лучше того, что есть. Зачем ты ему помогаешь? Скажи честно!

Она колебалась. Мелаирим больше не подсказывал ей ни слова. Наконец, я услышал всхлип, за которым последовало восклицание:

— Потому что если я не буду помогать, он убьёт тётю Натсэ!

— Так вот, значит, как?! — дрожащим от ярости голосом прокричала Авелла. — Вот каким будет твой новый лучший мир, Мелаирим? Одних туда затащишь угрозами, другие будут бездушными куклами. Мир, построенный на страхе, подлости и предательствах?! И это — путь Огня?! Ты предал Стихию, которую любил! Огонь всегда был чист и непорочен, а ты превратил его в грязную шлюху!

— Молчать! — заорал голос — на этот раз единственный, голос Мелаирима. — Я не собираюсь с вами препираться. Сосчитаю до трёх, после чего ваша супруга умрёт. Я жду Сердца, Мортегар! Раз!

Что-то пискнула Талли, но Огонь заглушил её голос. Я быстро повернулся к Авелле. Говорить вслух не хотелось, не хотелось, чтобы хоть кто-то мог услышать, к тому же не было времени сотрясать воздух. Мысли общались быстрее.

МОРТЕГАР: Что думаешь?

АВЕЛЛА: Я не знаю, Мортегар. Слишком мало времени... Натсэ мне не отвечает!

МОРТЕГАР: Ты пишешь ей?

АВЕЛЛА: С тех самых пор, как она ушла. Молчание... Скорее всего, он не лжёт.

— Два! — прокричал вновь слитный голос Пламени.

АВЕЛЛА: Я не могу её потерять, Мортегар!

МОРТЕГАР: Я тоже. Но нам не придётся никого терять, если мы потеряемся все вместе.

АВЕЛЛА: А как же Талли?

МОРТЕГАР: Мы либо освободим её, либо... Мелаирим будет заботиться о ней после нашей смерти. Она слишком ценна для него.

— Три! — прогремело Пламя. — Твоё решение, Мортегар?

Я не мог заставить себя сказать. Время растягивалось, бесконечно растягивалось, как сыр, разогретый в микроволновке. Одно слово, которое подпишет приговор Натсэ...

— Я жду! — оглушил меня рёв.

— Папа, пожалуйста! — умоляла Талли. — Я постараюсь, чтобы всё было хорошо!

— Так не бывает, — сказал я ей. — Нельзя... Нельзя встать на сторону врага и сделать всё хорошо. Однажды придётся сделать выбор, решить, кто ты, и больше не сворачивать с выбранного пути. Ты выбираешь сейчас. Натсэ ведь успела тебе что-то сказать? Она умоляла тебя спасти её жизнь любой ценой?

— Н-не...

Рука Мелаирима заткнула девочке рот, не дав закончить слово, но и так всё было понятно.

— Хорошо подумай, Мортегар, — сказал одинокий голос Мелаирима. — Ты убьёшь не только вас троих, согласившихся жить и умереть вместе. Ты никогда не смотрел Огненным зрением на свою мирскую супругу?

— Что? — не понял я.

— После вашего возвращения. Я так понимаю, ни разу. А я — посмотрел.

Авелла первая сообразила, в чём дело. Её рука, только что воинственно воздевшая меч, медленно опустилась.

— Что ты несёшь? — крикнул я.

— Она носит твоего ребёнка, Мортегар. На этот раз — только твоего и её. Так что будь хорошим мальчиком, отдай мне то, что не принесёт тебе никакого счастья, забирай обеих своих жён и найди себе тихий уголок, чтобы мы больше не встречались. Магические силы у тебя останутся. Разве не об этом ты когда-то просил меня? Когда мы с тобой разговаривали в казематах? Ты, рыдая, умолял дать тебе возможность просто жить, оставшись в стороне от возрождения Огня. Достойная мечта для такого человека, как ты. Вспомни, кто ты есть. Не пытайся влезть в чужую шкуру. Ты — не герой. Ты — сопливая и слюнявая тряпка, без намёка на силу воли. Всё, что ты можешь, — это кланяться женщинам, в которых влюбился, целовать им ноги и исполнять любые желания. Что ж, тебе повезло — они действительно любят тебя и не прикажут покончить с собой, хотя следовало бы. Так живи же этой своей идеальной жизнью!

Дракон взмахнул крыльями. В небо ударил столб огня, будто норовя поджечь тучи. И ему это удалось. Низкое чёрное небо запылало, пятно огня расползлось. Дождя больше не было, внизу поднялось оживление, стихиали затрепетали, будто настоящие звери, отряхиваясь от воды.

Авелла молчала, поникнув в воздухе с опущенным мечом. И в этот момент я услышал эхо последних слов Анемуруда:

Больше у тебя не осталось учителей, Мортегар. Дальше ты должен идти сам и вести за собой других.

И я медленно, очень медленно полетел к Огненному Дракону.

— Хороший мальчик, — одобрил тот. — Я знал, что ты сделаешь правильный выбор.

Вести за собой других. Куда я их поведу? К жалкой и презренной жизни? Смогу ли я сам жить ею, после того, как сумел вынырнуть, увидеть, как можно жить на самом деле?

Должно быть, смогу. Память легко потерять. Я забывал сестру