уроком была алгебра. Я почти не опоздал — вошёл вместе с учителем. Странности продолжались. Я вообще не мог понять, что творится у меня с головой.

Вот он учебник. Вот материал, который повторяли буквально вчера. Почему у меня такое ощущение, будто всё это из прошлой жизни? Более того: всё это мне не нужно от слова «совсем». Какие-то цифры, переменные... И ещё — необходимость записывать! Я с минуту тупо таращился на авторучку, прежде чем вывел в тетради слова: «Классная работа».

Учительница, словно почувствовав слабину, тут же вызвала меня к доске. Медленно и будто не веря, что я это делаю, я переписал на доску пример, посмотрел на него и вернулся на место.

— Это что такое было? — удивилась учительница. — А решать кто будет?

— Кажется, не я, — услышал я свой голос.

— Так. Я не поняла. Ты ЕГЭ сдавать не собираешься? А это, между прочим, задания из части «В»!

— Кажется, не собираюсь, — сказал я, задумчиво глядя на учительницу. — Какой в этом смысл?

На меня вытаращился весь класс. Ну ещё бы: Дима разговаривает, да при всех, да ещё и учителю перечит.

— В чём? — не поняла учительница.

— В ЕГЭ. В школе. В образовании. Чему мы стараемся научиться? Тому, как заработать больше денег?

Тишина. Потом — шепотки, кто-то вертит пальцем у виска. Учительница, откашлявшись, спросила:

— А что, тебе деньги уже не нужны?

— Мне? — Я вспомнил сундук под столом, улыбнулся. — Кажется, нет. Можно идти?

— Нельзя! — рявкнула учительница. — Чтоб завтра в школу — с матерью.

— Да как угодно, — прошептал я и склонился над тетрадью.

Пока все бились над примерами, я рисовал один и тот же простой символ, увиденный на чёрном камне. Стрелочку, направленную вверх. Снова и снова. Жаль, нет у меня ручки с красной пастой. Стрелочка должна быть ярко-красной, я это точно знаю... Господи, да что со мной творится?!

***

На первой же перемене мне пришлось расплачиваться за утреннюю «великую победу». Выйдя в рекреацию, я увидел Павлова и ещё четырёх его дружков. Шли они явно ко мне, растянувшись цепью, чтобы не дать убежать. Я остановился. Правая рука сжалась в кулак, но не до конца. Я как будто рассчитывал, что в руке что-то окажется, возникнет из воздуха. Что же? Может быть, меч?

— Гы, смотри, он от страха передёрнуть хочет, — заржал кто-то, показывая на мой недосжатый кулак.

Я опустил взгляд, снова впадая в ступор, как на уроке. Меч... Почему у меня в руке должен был оказаться меч?

Меня толкнули. Я отступил, потом — ещё. Страшно почему-то не было, было как-то... по фигу.

— Э, ты уснул, а? — зарычал Павлов.

— Есть такое ощущение, — сказал я, почувствовав спиной, что меня зажали в угол.

— У меня из-за тебя, урода, теперь спина болит! И рубашка испачкалась. — Он толкнул меня в грудь.

Я поднял взгляд.

— Не надо к парням сзади подкрадываться, Тёма. А то могут не так понять, и у тебя не только спина болеть будет.

Секунд пять он переваривал услышанное. Потом, прошипев что-то яростное, начал поднимать руку. Так медленно, я бы выспаться успел! Да что ж за тормоз-то, господи? Вот как надо!

Движение вновь опередило мысль. Рука дёрнулась, кулак врезался в скулу Павлова, и тот от неожиданности опять рухнул на спину.

— Ни хрена себе! — заорал один из четырёх адъютантов его превосходительства.

В кино, наверное, после такого негодяям положено разбегаться. В реальности они кинулись на меня, все четверо. И я попросту отключил мозг, поняв, что сейчас он мне не нужен. Тело действовало само. Уклон, удар, шаг в сторону, поворот, удар, удар...

Павлов встал, противников стало пятеро. Одному я уже разбил нос, другой пока корчится — ему я удачно пробил в солнечное сплетение. Сзади меня схватили за горло — глупо, неумело. Я врезал локтем в печень, потом — затылком в лицо, и когда «захватчик», скуля, отшатнулся, не глядя добавил ему локтем в голову. Помрёт — сам дурак. А у меня осталось четыре проблемы...

Чья-то ладонь ребром врезалась в горло Павлову. Он, захрипев, рухнул кулём.

— Убью! — заорал адъютант номер два и замахнулся на меня.

Тут я увидел девчонку. Она была чуть пониже меня, брюнетка, и двигалась, как машина-убийца. Перехватила руку адъютанта номер два, заломила её, ударом по затылку заставила заткнуться. Повернулась к номеру три. Стремительная подсечка. Взвизгнув, парень начал падать. Девчонка помогла ему ударом кулака в грудь. Номер четыре попытался напасть на неё сзади. Со скоростью и изяществом змеи девчонка переместилась ему за спину, что-то сделала, чего я не разглядел, и последний из противников рухнул на пол.

Битва закончилась. И, будто отмечая это событие, кто-то завизжал. В рекреации появился народ. Как всегда — вовремя.

Девушка повернулась ко мне. Я отшатнулся. Трезво оценил свои силы и возможности. Нет, даже вот с этими внезапно проснувшимися умениями я ей — не соперник. Я умел драться, да — почему-то умел. А она — она умела убивать. Это были совершенно разные искусства.

Но девушка, похоже, не собиралась на меня нападать. Она улыбнулась. Её фиолетовые глаза смотрели на меня с каким-то странным выражением. Она что-то заговорила... Я не понял ни слова, покачал головой.

Тогда она замолчала. В глазах появилось что-то, похожее на отчаяние. Мучительно сглотнув, она спросила с обречённым видом:

— Дима?

— Дима, — кивнул я. — А... А ты?

Она тоже кивнула и вдруг таки бросилась на меня. Но не ударила — обняла.

Впервые в жизни меня обнимала девушка! Вот теперь сердце бешено заколотилось. Нерешительно я тоже приобнял её обеими руками, гадая, чем же заслужил такую милость... Она что-то шептала мне на ухо, о чём-то пыталась рассказать, о чём-то, важном, как сама жизнь и сама смерть. Но от её слов у меня только болела голова.

— Это, конечно, всё очень круто, — сказал какой-то толстый пацан, подойдя к нам. — Но только нас сейчас посадят за жестокое обращение с животными. Вон тот, по ходу, ласты склеивает. На-а-асть? Ай-яй-яй, помнишь?

Девушка отстранилась от меня, посмотрела на толстяка, потом — туда, куда он указывал. Вниз, на Павлова, который, пытаясь вдохнуть, пучил глаза и синел.

Настя присела на корточки. Только тут я обратил внимание на тёмно-синий воротник её блузки, очень знакомой по фасону. Вот, значит, как? И что это значит? У меня на почве аниме уже крыша поехала? Пожалуй, поехала, потому что вот эта хрень, которая выглядывает у Насти из-за рюкзака, — это меч. Опять меч!

Она коснулась горла Павлова, что-то там нажала, и он начал дышать. Хрипло, с

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату