— Хрррр, — стала снимать с себя шугайку, а затем и сарафан, не обращая внимания на их выпученные глаза. Затем повязала пояс поверх сорочицы. — Так пойдет? Учтите, больше у меня никакой одежды нет. — Зарычала чуть сдерживаясь.
Кан молча порылся в сумке притороченной к боку его конской части и вытащил оттуда серый плащ такой же странной конструкции, как и его мундир — спереди короче чем сзади, и велел мне одеть.
Надев плащ, я отвернулась от них и натянула еще и лосины. В одной сорочице я чувствовала себя раздетой, слишком тонкой она была. А сарафан и шугай сложила обратно в пакет.
Плащ на мне волочился почти по земле, а с боков я обнаружила прорези для рук. Очень даже удобно.
Наконец мы тронулись в путь. Настроение у всех было паршивое. Бор и Кан были недовольны моим видом, с их стороны очень вызывающим и неприличным, что опасно для меня, а я устала препираться. А может Кан просто был женоненавистником, а Бор расстроился из-за меня. Говорить с ними после устроенного представления не хотелось. Он прошел с нами после выхода из леса километра два или три, а потом распрощался, дальше отдаляться от своих владений он не мог. На прощание пожелал нам щедрой земли (я так поняла — удачи). Сказал, что я могу попросить помощи у духа любого леса, когда в нем буду, передав, что я друг Бора, сына Борича и Весняны. Так мы и распрощались: он с улыбкой, я с грустью. Моя воля — осталась бы жить у него в березняке. Но мальчишка прав, надо идти к Богам, просить, чтобы вернули домой.
— Кан, а почему я не могу просить о помощи Богов прямо здесь, какая им разница откуда у них прошу. Ведь они должны слышать меня где бы я не была, — спросила я, вспомнив наши религиозные обычаи.
— Боги редко вмешиваются в жизнь людей, да и остальных существ тоже. Оглохнуть можно, если каждый будет просить там, где ему удобно. Если у тебя на самом деле важное дело, ты дойдешь до них и попросишь. А если не хочешь идти, значит это и не важно для тебя.
А я только вздохнула тяжело. Была бы я дома и просить ни о чем не стала, сама со своими проблемами стала бы справляться. А здесь все чуждо и не знакомо. Мы шли по дороге, мимо проезжали всадники, некоторые здоровались с Каном. Все — кто искоса, а кто и прямо — смотрели на меня. А я думала о том, какая же он зараза. Одежда ему моя не нравится, подвезти не хочет и молчит. Я рассматривала проезжающих мимо нас — одеты почти так же как Кан, только, конечно, с брюками и сапогами. Женщин пока не видела. Не водятся они здесь что-ли? Или по домострою дома сидят? Тогда понятно, почему Кан не хотел меня с собой брать. Я посмотрела на него и даже остановилась. Кентавр, тьфу… таврос прошел вперед, оглянулся, заметив, что я не иду.
— Ну. В чем дело? Нам еще долго идти, а ты уже устала, — с раздражением и даже некоторым презрением бросил он.
— Кан… — начала я.
— Канлок, — перебил меня этот великолепный гад, своим басом, — меня зовут Канлок. Кан я только для друзей.
— Канлок, — вежливо повторила я за ним, — скажи, а почему у тебя волосы стали другого цвета?
Гад посмотрел на свою гриву:
— Они всегда такие.
Я почему-то взглянула на его хвост. Да нет, все верно, пряди в волосах поменяли свой цвет.
— В лесу у тебя в волосах были зеленые и красные пряди, а сейчас желтые и серые.
Таврос внимательно рассмотрел свои волосы, потом задумчиво спросил:
— Скажи ода Вячеслава (О! Прогресс, я уже стала одой, а не безымянным существом), а у Бора какие были волосы?
Я попыталась вспомнить, как выглядел Борвес:
— Зеленые, похожие на траву, молодую траву, с синими, желтыми и красными прядками, — нахмурила лоб, вроде так.
Кан тяжело вздохнул и сквозь зубы проговорил:
— Иди сюда ода, садись.
Я от изумления даже рот раскрыла. Канлок не дожидаясь меня, подошел, подхватил за талию и усадил к себе на спину. От неожиданности я чуть не слетела с него. Никогда не ездила в дамском седле. Да и в мужском только три раза, у нас в частной конюшне. Лошади мне нравились, я их не боялась, да и они меня тоже. Но Канлок ведь не лошадь. А какая разница, мысленно махнула рукой и схватилась за него сзади. Мы быстро поехали, то есть я поехала, а он шел. Шаг у него был широкий и летящий, сидеть было удобно, почти не подскакивала в сед… на спине. Примерно через полчаса он свернул с дороги в сторону на широкую тропу. За узким перелеском показалась деревня. Мы проезжали мимо аккуратных, добротных домов. Заборов здесь не было. Владения отгораживались друг от друга деревьями и кустарниками. Приятная деревня. Интересно, здесь все такие?
Кан остановился у одного дома с красной крышей. На пороге появилась женщина. Первая женщина, которую я увидела. Я прямо впилась в нее взглядом. Черные распущенные волосы, Серое длинное платье, похожее на мою сорочицу, тоже подпоясанное поясом и черный плащ расшитый непонятными узорами, похожими на письмена или руны.
— Щедрой земли, веда Криана, — почтительно произнес Кан, склонив голову в поклоне.
Веда! Значит это местная колдунья, которая изумленно смотрела на тавроса, словно не веря своим глазам. Что её так удивило? То что Кан к ней приехал, или то, что я приехала на тавросе?
— И тебе, яр Кан, — ответила веда. — Что привело тебя ко мне?
Кан молча снял меня со спины, а сам подошел к женщине. Он что-то ей рассказывал, а потом они вместе подошли ко мне.
— Она видит сущность человека, или его настроение. Я в этом не очень понимаю, но она что-то видит. И её обереги. Их делала её тетя, но она тоже умеет, но не знает их свойств.
Женщина внимательно рассмотрела мою одежду, подержала в руках пояс., рассмотрела моё лицо, пристально всмотревшись в глаза.
— Идем со мной. А ты, Кан, останься, погуляй.
Я пошла за ведой в дом. Он был большим и просторным, намного больше, чем казался снаружи. Усадила меня за стол, поставила кувшин с напитком и стала спрашивать.
— Как тебя зовут?
— Кан ведь назвал вам моё имя, — с раздражением ответила я. Напиток оказался липовым
