Она пришла в зачарованный замок в страхе и дрожи, но Зверь никогда не обижал ее — и скоро ее страх сменился состраданием. Флора повторила за мной — «со-стра-да-ние». Она любила длинные слова, моя Флора.
— Это значит, что Красавице стало жалко Зверя, потому что он был таким безобразным и таким одиноким, — пояснила я.
Зверь был так одинок, что Красавица с радостью разговаривала с ним ласково, когда он ужинал с ней. Была только одна проблема — Зверь полюбил Красавицу и захотел жениться на ней. Но Красавица всегда говорила «нет», потому что не любила Зверя.
— Почему, мама?
— Она просто не могла, Флора.
— Но ведь он был милым Зверем?
Да, он был милым. И он был так великодушен с Красавицей, что окружил ее всей роскошью зачарованного замка. Каждый день она гуляла по саду и любовалась розами. Поэтому она была довольна жизнью у Зверя — до тех пор, пока не взглянула в его волшебное зеркало и не узнала, что ее отец болен. Красавице захотелось навестить его, и Зверь, всегда великодушный с ней, отпустил ее. Но Зверь предупредил Красавицу, что если она не вернется к нему через семь дней, он может умереть от тоски, потому что очень любит ее. И он дал ей кольцо, волшебное кольцо, которое доставит ее обратно.
Флора заметила золотой ободок на моем пальце.
— Как твое кольцо, мама?
— Нет, Флора, у меня венчальное кольцо, — хотя большая ли была разница?
Красавица так обрадовалась родному дому, что совсем забыла про Зверя. Только через десять дней она вспомнила про кольцо и надела его. Вернувшись в замок, она нигде не могла найти Зверя. Бедная Красавица пришла в отчаяние от тревоги за Зверя, она побежала в сад искать его, и нашла наконец лежащего без чувств на земле. И в этот момент ее жалость сменилась любовью. Встав на колени перед умирающим Зверем, она сказала, что любит его, и этим вернула его к жизни.
Флора удовлетворенно вздохнула.
— И она согласилась выйти за него замуж?
— Да, Флора, — возвысив голос, я прочитала, как с неба ударила молния, и загремел гром, и вновь понизив его, сказала, что перед Красавицей предстал прекрасный юный принц. Совершилось чудо — любовь Красавицы разрушила чары, наложенные на принца много лет назад.
— И они поженились, и жили долго и счастливо! — победно закончила Флора. — А у них была девочка? — я кивнула. — И они назвали ее Флорой?
— Наверное, назвали, — говоря эти слова, я вспомнила розу, которую подарил мне Лео. Я взглянула на Розу в своих руках и твердо сказала себе, что была глупой в тот вечер — просто я начиталась сказок. Золотистая роза была всего лишь подарком для матери его новорожденной дочери. Этот дар был подсказан благодарностью — и больше ничем. Я вновь обернулась к своей старшей дочери.
— Какую еще сказку ты хочешь почитать, Флора?
Я чуть не плакала, расставаясь с детьми, чтобы пойти на ужин. Я вышла туда в последнюю минуту — это не имело значения, потому что теперь я ужинала одна. Миссис Проктер вела себя, как обычно, послав только три блюда, причем овощи в супе из репы были порезаны слишком крупно, а рисовый пудинг перестоял в духовке. Я не захотела портить сегодняшний чудесный день жалобами миссис Джонстон на кухарку — особенно вечером, когда миссис Джонстон обычно бывала подвыпившей, — но решила, что как-нибудь должна сказать ей об этом. Я вновь вспомнила о Розе и, едва проглотив последний кусок, пошла к ней.
Даже с Розой на руках гостиная казалась мне слишком большой и пустынной, пока я пила кофе. Ничего, скоро я смогу сидеть в своей гостиной. Я уже могла начать выбирать для нее обстановку, потому что Лео сказал мне, где лежит каталог «Харродса». Я поставила свою чашку.
— Пойдем, моя Роза, найдем этот каталог.
Не знаю, хватило бы у меня смелости войти в библиотеку, если бы со мной не было Розы — это была комната Лео. Она была совсем не похожа на гостиную, здесь не было вычурных орнаментов и все было очень однотонным. Ковер был отделан цветами, но они поблекли от времени. Приглядевшись получше, я улыбнулась, потому что цветы были розами. Интересно, был ли ковер с розами в библиотеке зачарованного замка Зверя? Я не сомневалась, что был. Я выпрямилась и огляделась — я редко бывала здесь прежде, и никогда — одна. Хотя эта комната называлась библиотекой, а все ее стены были оборудованы полками, на которых стояли книги от пола до потолка, она выглядела не только местом для занятий, наверное, потому, что Лео проводил в ней так много времени. Теперь я заметила, что тяжелые занавески из шелковой парчи тоже были разрисованы розами, а на нескольких нежных акварелях над камином были изображены розы Лео. Здесь была его любимая розовая «Блэйри», изящная «Персефрона», которую он вывел сам, а ниже, в углу — моя любимая, белая «Эйми Виберт».
— Посмотри на папины розы, моя Роза, — но она не заинтересовалась ими, а только зевнула.
Я окинула взглядом книги Лео, большое удобное кресло у камина, с промятым сиденьем, на котором он так часто сидел вечерами, массивный деревянный письменный стол с обтянутой кожей поверхностью, где перед парой чернильниц лежал промокательный валик и ручка, ждущая руки хозяина. Все выглядело так, будто Лео вышел на минуту прогуляться с Неллой. Я почти чувствовала его шаги в холле, его руку на дверной ручке — так сильно было ощущение его присутствия в этой комнате.
Я вспомнила, что впервые оказалась здесь, когда была нищей, уволенной служанкой. Клара рассказала Лео о моем положении, и он послал за мной, чтобы помочь мне. Я стольким была ему обязана. Не только пищей, которую ела, одеждой, которую носила, стенами, которые укрывали меня — я была обязана ему большим, гораздо большим.
И еще один вечер я вспомнила — когда он напился пьяным и захотел поговорить со мной. «Я — грешница!» — плакала я, но он остановил мои слезы вопросом: «Разве ты грешница? Или ты просто любила слишком сильно? Если любить слишком сильно — грех, пусть грех торжествует, и те, кого не любили совсем, пусть греют руки в его тепле». А затем последовал тот простой, решительный приказ: «Не считай себя виновной».
Эти слова потрясли до основания все, чему учила меня бабушка. В тот вечер когти сознания моей вины ослабили свою хватку.
