Хотя она ушла, ее слова засели во мне — «ты себе постелила». Но я не делала этого. Я не осознанно приняла это решение. Я никогда не говорила правды ни Беате, ни мисс Аннабел. Но Фрэнк узнал ее — и поэтому узнал и мой муж.
Отодвинув воспоминания подальше, я задумалась о новостях про Альби и Неда. Они были моими братьями, но не знали об этом, а я им никогда не скажу. Со вздохом я взяла шитье и стала класть ровные, мелкие стежки. Розина крестильная одежда должна быть безукоризненной.
Я все еще шила, когда Лео пришел пить кофе. Я отложила иглу и взялась за кофейник. Наливая кофе, я рассказала ему о своем рукоделии и подала ему недошитую одежду Розы, чтобы показать поближе. Она выглядела такой белой и нежной на его огромной, покрытой черными волосами руке. Лео вернулся в кресло, вынул очки и надел их, чтобы рассмотреть швы. Я улыбалась про себя, уверенная в своих стежках — даже бабушке не удавалось распороть их.
— Неужели эти стежки должны быть такими мелкими? — рассматривал их Лео. — Ты переутомишь свои глаза.
— Это же крестильная одежда Розы! — я чуть не вырвала шитье из его рук.
— Знаю, но не вижу никакой необходимости...
— Нельзя шить кружева и шелк штопальным стежком.
— Ох! — Лео замолчал. Когда мы выпили по полчашки кофе, он заговорил снова: — Ты спрашивала Аннабел, согласна ли она, стать крестной матерью?
— Она сказала, что не может... — я запнулась, не глядя на Лео, и услышала его тихое восклицание: «Чертова дурочка!» Затем его голос стал громче: — Скажи ей, что я все понимаю. Итак, кого ты решила пригласить вместо нее?
Я промолчала. Я не знала, кого еще можно пригласить. Мне хотелось бы пригласить Клару, дочь миссис Чандлер, но я понимала, что не могу взять в крестные матери служанку. Поэтому я сидела молча. Лео пристально смотрел на меня, а я думала, что он победил. Он не хотел крестить Розу, и теперь...
— Как, по-твоему, можно мне пригласить Беату? — вдруг догадалась я.
— Миссис Харрис? — удивился он, но пожал плечами. — Почему бы и нет? Вряд ли она — истинная англиканка, но я не собираюсь отвергать ее из-за этого. Когда договоримся о дате, напиши ей и пригласи в Истон на выходные. Тебе, без сомнения, понравится ее общество. Скажи Селби, чтобы он послал ей почтой деньги на проезд и другие дорожные расходы.
— Спасибо! — вздохнула я с облегчением. — Только теперь она — миссис Томсон. Дядя Альф сказал, что им лучше пожениться перед тем, как он уйдет в солдаты, на случай военной пенсии.
— Он завербовался? — помрачнел Лео. — Твой отчим завербовался?
— Да, он сказал, что если его мальчики пойдут, то и он тоже пойдет. Сейчас он — сержант.
Я знала следующий вопрос еще до того, как Лео задал его.
— Сколько ему лет?
Я опустила взгляд на колени.
— Он недавно разменял свой пятый десяток, прошлой весной. Правда, когда он был моложе, то служил моряком, поэтому, естественно...
— Естественно.
Я украдкой взглянула на Лео. Его губы сжались в тонкую линию, уголки рта опустились вниз. Каким он был, таким и был, и ничего не мог поделать с этим. Когда он заговорил вновь, его голос звучал почти сердито:
— Если ты настаиваешь на обряде крещения, то тебе нужен еще крестный отец и вторая крестная мать.
— Я не знаю, кого еще попросить, — ответила наконец я, и потянулась за крестильным платьем. Я была готова заплакать.
Лео отвернулся и, как бы невзначай, предложил:
— Я могу попросить об этом Джорджа Бартона. Мы с ним друзья детства, а он пока еще в Англии.
— Можешь?
— И его мать, — добавил он, все еще не глядя на меня. — Думаю, Этти Бартон не будет возражать. Ты хочешь, чтобы я написал ей?
— Ох, спасибо, Лео. Спасибо тебе, большое, спасибо. Ты так внимателен.
— Не всегда... — побагровел он. — На самом деле я часто бываю небрежным. Я хочу исправить одну свою оплошность. — Лео полез в карман и вытащил оттуда коробочку. Наклонившись, он поставил ее на поднос передо мной. — Это тебе.
— Мне? — я живо открыла ее, внутри оказалось кольцо. Оно было прекрасно. Когда я была служанкой мисс Аннабел, то присматривала за ее драгоценностями и, кроме того, видела драгоценности ее матери, разглядывая их по вечерам, дожидаясь возвращения хозяйки. У них были чудесные драгоценности, но до сих пор я еще не видела подобного кольца. В нем было пять отборных бриллиантов. Самый большой камень размещался в центре, четыре поменьше располагались вокруг. Это были дивные сверкающие белые бриллианты — однако в них не было ничего холодного — они рассыпали свет, когда я поворачивала кольцо. Золотая оправа тоже была прелестной, с замысловатым узором из листьев и роз, каждая из которых была совершенной.
— Как оно прекрасно! — воскликнула я. — Я никогда еще не видела ничего подобного! Спасибо, Лео, большое спасибо!
Его лицо все еще пылало румянцем.
— Может быть, ты наденешь его?
— Да, — я вытянула правую руку и стала надевать кольцо на палец, как вдруг что-то во внимании Лео насторожило меня. — Это... это обручальное кольцо? — он чуть кивнул в знак подтверждения. Я сняла кольцо, надела на третий палец левой руки, на законное место рядом с венчальным кольцом, и подняла руку так, чтобы он мог ее видеть. — Спасибо, Лео.
— Я... допустил небрежность, — сказал он заикаясь. — Я давно должен был подарить тебе такое кольцо.
Я попыталась сгладить напряженность.
— Но ведь у тебя не было такой возможности. В конце концов, мы же не были долго помолвлены?
Лео нахмурился и резко поставил чашку с блюдцем на поднос.
— Мы вообще не были помолвлены, даже недолго — ты это знаешь, — вдруг он встал. — Утром увидимся.
Дверь громко хлопнула за ним.
В голосе Лео было столько гнева, но я понимала, что на этот раз его гнев был направлен не на меня, а на себя. Только это была не его вина, а моя. Я сделала и первый шаг к греху, и последний, невольный, шаг в ловушку замужества. Да, Лео поставил эту ловушку, но не хотел поймать меня — он просто хотел предоставить мне убежище.
Тогда я была в безнадежном положении, а Лео выручил меня. Для него я была всего лишь служанкой, с позором выгнанной его снохой, но он был ответственным нанимателем, а я носила ребенка от его сына, и он помог мне. Он дал мне денег и сказал: «Возьми их и найми жилье до рождения ребенка. Скажи хозяйке, что будешь получать еженедельное содержание». «До рождения» — эти слова мучили
