— Это была не моя вина, — возразила я.

— Просто позволь мне помочь.

— Нет уж, — пробормотала я. Честно говоря, я не знала, почему так упрямилась. В смысле, разве имело значение, поможет Баррет мне спуститься по трапу или же нет? Нет, но что-то в моей феминистской натуре противилось этой идее.

Глубоко в горле Баррета поднялся тихий рык, напомнивший мне Зверя из мультика «Красавица и Чудовище».

— Почему тебе обязательно быть такой стервой?

— А почему тебе обязательно быть таким женоненавистником?

Со стороны мы выглядели, как счастливая пара, которая принимала всех, кто их поддерживал и, может быть, комментировала толпу. На наших лицах застыли восторженные выражения, как будто нам только что вкололи ботокс. Конечно, если в толпе кто-то читал по губам, то мы облажались.

Когда я спустилась на первую ступеньку, Баррет все ещё не отпустил мою руку.

— Пошли, — шикнула я.

— Ладно.

То, что случилось в следующий момент, было исключительно на совести физики. Энергия, которую я использовала для рывка руки, толкнула меня вперед, когда Баррет опустил свою руку. Это поступательное движение отправило меня в полет на три ступеньки, и я приземлилась неопрятной кучкой в самом низу.

Через толпу репортеров передо мной прошелестел вздох ужаса. Я не знала, что было причиной такой реакции — то, что я, в прямом смысле, упала лицом в грязь, или то, что моя юбка, которая с веселым и кокетливым подолом, обмоталась вокруг моей талии. У меня, определенно, было чувство дежа-вю — или думаю, в этом случае, дежа-ню.

Хоть я и лишилась большей части кожи на коленках и ссадины сильно жгли, я повозилась, чтобы одернуть юбку, и только потом, карабкаясь, встала. Каждая молекула в теле гудела от такого же унижения, какое чувствуют в классическом обнаженная — перед — публикой сне.

Руки Баррета обвились вокруг моей талии, и парень поднял меня.

— Просто из любопытства, где, черт возьми, твое белье? — прошипел он мне на ухо.

— Эверет сказал мне не надевать его, чтобы не было видно контуров через ткань, — выпалила я. Повернувшись к прессе спиной, я прикинулась, что осматриваю повреждения на моих бедных коленях. — Не то, чтобы у меня не было чулок.

— Они, черт возьми, невидимы.

— Цвет называется телесный. Гугл в помощь.

— Да, ну, может, это и правда, но задницу ты довольно красочно продемонстрировала репортерам.

Подняв голову, я нахмурилась.

— Да, я это понимаю. Что насчет толпы?

— Нет. К счастью, пресса закрыла им вид.

— Спасибо, Боже, даже за такое милосердие, — пробормотала я.

— Ты забыла, что у этих репортеров есть камеры.

Чудесно. Убейте меня. Есть два варианта: я могу где-то закрыться и биться в истерике по поводу своего чертовски опрометчивого поступка. Или я могу надеть трусы большой девочки — учитывая сегодняшний бельевой период — и выполнить работу, ради которой меня прислали. С этого дня у меня альтер-эго WWJD — What Would Jackie Do (примеч.: What Would Jackie Do — что бы сделала Джеки). И хотя я уверена, что Джеки Кеннеди никогда не обнажалась перед журналистами, она натягивала счастливое лицо и служила на благо Президентской кампании Джона Кеннеди, а потом и Президиума.

Отведя плечи назад, я приклеила на лицо улыбку. Не сказав Баррету ни слова, я направилась обрабатывать толпу за канатными ограждениями.

— Здравствуйте. Большое спасибо за то, что пришли, — через оскал проговорила я.

Когда я протянула руку, ее схватила пожилая леди.

— Ты в порядке, дорогая? Это было опасное падение.

— Все хорошо. Большое спасибо. Ничто так не пострадало, как моя гордость, — добродушно ответила.

Я прошла, чтобы пожать руки ещё нескольким людям.

— Что случилось? — спросила ещё одна женщина.

Следующим своим поступком я не горжусь, но, в тот момент, это казалось мне правильным.

— Я слишком нервничала перед своим первым политическом событием, ничего не ела, и в такие моменты у меня обычно кружится голова. Так случилась небольшая гипогликемия, поэтому я упала.

Лицо женщины смягчило сожаление.

— Господи. Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше.

— Да. Спасибо, — когда я продолжила приветствовать людей, моя боль — как физическая, так и моральная — рассеялась, и я начала наслаждаться собой. Восторги толпы подняли мне настроение, и я могла разговаривать с людьми часами, но вскоре я почувствовала прикосновение руки Тая к спине.

— Вам нужно занять свое место для речи, — прошептал парень мне на ухо.

Я кивнула и взмахом руки попрощалась с теми, до кого ещё не дошла. Тай провел нас по длинному ряду из кресел к нашим местам. Небольшая группа пела какую-то веселую песню, а Джеймс и Джейн поднялись по ступеням на платформу. Музыка закончилась, когда Джеймс занял место на площадке, украшенной флагом.

— Мои сограждане американцы и жители Огайо. Это большая честь для меня — обращаться сегодня к вам.

Толпа сразу же взорвалась дикими аплодисментами и возгласами. Джеймс ухмыльнулся в ответ, а потом начал говорить о проблемах, которые сейчас есть в стране, и обязательном их решении, если его изберут президентом. Сама речь длилась приблизительно десять минут. Когда мужчина закончил, он повернулся к поднявшейся со своего места Джейн, и они, улыбнувшись и помахав всем, спустились с платформы. Когда они пошли по проходу, мы с Барретом последовали за ними. Пока шли обратно к поезду, мы улыбались, приветствовали людей и несколько раз пожимали им руки.

В тот момент, когда я поставила ногу на первую ступеньку, мучительная боль прострелила колено и я вскрикнула. Сильная рука Баррета обвилась вокруг моей талии.

— Я держу, — он сверлил меня взглядом. — И никаких возражения, поняла?

Мне было слишком больно, чтобы спорить с ним, так что я просто облокотилась на него. От вида, как Баррет-герой помогает своей избитой невесте, по толпе наблюдателей прокатился хор из ахов и охов. Я поборола желание закатить глаза. Знай они, что парень делал это только ради камеры, были бы о нем другого мнения.

Пока Джеймс отвечал на пару вопросов, заданных прессой, нас затолкали в личный семейный вагон, где ожидали Сандра и Эверет. Их глаза расширились от вида моих окровавленных коленей.

— Извини за колготки, — застенчиво сказала я.

— О, милая, забудь о колготках, — мужчина махнул рукой. — У меня ещё пять запасных. Я больше обеспокоен твоими ссадинами.

Баррет фыркнул.

— Может, тебе стоит больше беспокоиться по поводу того факта, что твое нет — трусикам правило привело к тому, что Эддисон обнажилась перед журналистами.

Эверет закатил свои глаза.

— Честно говоря, Баррет, на девушке были колготки — разве это не подразумевает трусики? Я же не дал ей пояс с подвязками.

Глаза Баррета вспыхнули, и я поняла, что он, должно быть, ценитель женского белья.

— Не зависимо от того, были на ней трусики или нет, это не уменьшает вреда от журналистов, — сказал Баррет, покачав головой.

В мгновение на глаза легла красная пелена.

— Это все,