Влажный материал, который ограждал его ловкие пальцы от меня, сводил с ума. Я почувствовала, как он толкнулся в меня, но материал не позволил ему ничего сделать, кроме лёгкого проникновения, и я издала низкий стонущий звук, выгнув бёдра в молчаливой мольбе. Он разорвал поцелуй, его глаза, которые были ярко голубыми в комнате, теперь казалось были полны теней.
— Попроси меня, — прошептал он.
Я закрыла рот, настроившись не произнести ни слова, и он заиграл языком на моих закрытых губах, дразня меня, пробуя на вкус, пока мне уже ничего не хотелось, кроме того, чтобы открыться ему. Упрямство и раздражение противоречили друг другу, и мне захотелось закричать. Я скользнула дальше по кровати, выгибая бёдра навстречу к его руке.
— Попроси меня, — произнёс он снова, пальцем легонько коснувшись меня, послав искры желания по моему телу.
Я стала задыхаться, и трение влажной ткани о мою самую чувствительную часть тела было изысканным, почти на грани боли. Я нуждалась в гораздо большем, я нуждалась в высвобождении, и нуждалась в этом сейчас. Я закрыла глаза, когда он склонился надо мной, губами терзая мои губы; но когда возбуждение достигло почти невыносимого значения, я открыла их и уставилась в его глаза, не удосужившись скрыть гнев и боль, которые просачивались сквозь жар.
Его глаза были сонными, наполовину прикрыты, но он открыл глаза и встретился со мной взглядом, и в другом создании я могла бы увидеть сожаление. Он убрал руку с моего чувствительного места и, подняв её, обхватил моё лицо, большими пальцами проведя по моим губам, а потом склонился и поцеловал меня в губы.
— Так и быть, — прошептал он. — Я сожалею.
Я никогда не думала, что услышу эти слова от него. Я подумала о своём надломленном голосе, шрамах на моём теле, и отпустила всё это. Ненависть и любовь к нему раздирали меня на части. Я не могла перестать любить его, как не могла перестать дышать. Так что мне придётся перестать ненавидеть его.
Он оставил поцелуи вдоль моей челюсти, целуя, слегка покусывая, скользнув вниз по моему горлу до местечка, где бешено колотился мой пульс, и на миг я задумалась, а не возьмёт ли он мою кровь сейчас, но он двинулся дальше, ниже, и мою грудь покалывало от ожидания его прикосновения, от желания ощутить его рот. Он скользнул руками ниже, накрыв грудь, и я вскрикнула от ощущения. Это был саднящий, грубый стон, и затем я просто замолчала, когда его рот сомкнулся на соске, сильно втянув его в себя, его язык танцевал по горошине соска, когда он посасывал его, и мне стало интересно, смогу ли я кончить просто от его рта на моей груди. И потом я вспомнила его сиплую, односложную команду "кончи", и моё тело окоченело, когда оргазм накрыл меня.
Я повалилась на подушки, задыхаясь, потрясённая мощью моего отклика, но он уже переключился на мою другую грудь, оргазм в этот раз был почти мгновенным.
Я попыталась восстановить дыхание, когда он спустил свободные брюки вниз по моим ногам, и затем сильными руками скользнул вверх по ним, вверх по икрам, бёдрам. "Он собирается взять меня сейчас", — подумала я, часть меня взбунтовалась. Я не хотела, чтобы он был сверху, контролировал меня; я не хотела быть обузданной. Он руками коснулся меня, и я знала, что была влажной и готовой к нему, и я сказала себе, что смогу сделать это, я смогу смирно лежать ради него. Я ждала звука расстёгиваемой ширинки, грубого шороха спускаемых джинсов, но он склонился ниже и накрыл меня ртом.
Я знала, что люди занимались таким, конечно же, знала. Я воодушевляла мужчин делать это с их жёнами, в своей демонической жизни. Но никто, абсолютно никто, никогда не делала этого со мной, никто никогда не опускал голову меж моих ног и не лизал меня, пробовал на вкус, посасывал меня, пока приглушённое рыдание не сорвалось с моих губ. Я обхватила руками его голову, желая оттолкнуть его. Это было чересчур, я не могла вынести это, но его длинные волосы ниспадали на мои бёдра и вместо того, чтобы оттолкнуть его, я запустила пальцы в его шелковистые пряди.
Прикосновение его языка было более нежным, чем его сильных пальцев, оно манило меня в темноту, странное место, где существовало такое удовольствие, которого я боялась, когда его язык закружил по мне. Он скользнул одним пальцем в меня, и я выгнула спину, но до того как я успела снова лечь на постель, он вышел и ввёл уже два пальца внутрь, и я почувствовала как у меня подогнулись пальчики на ногах. А потом было три пальца, и я была повержена. Тихий крик поднимался из глубины души, когда моё тело содрогнулось в темноте.
Он вошёл в меня раньше, чем я даже начала возвращаться в себя, толкнувшись внутрь, его член глубоко погрузился в меня, и я запаниковала, начала отбиваться, сопротивляться ему, пытаясь скинуть его с себя.
Он с лёгкостью поймал мои запястья, прижав их к постели, бёдрами пригвоздив меня. Мои усилия были бесполезными, и я всё же я не могла остановиться, до ужаса перепуганная.
Он лежал на мне, вжимая меня в постель.
— Перестань, — выдохнул он мне в ухо. — Перестань сопротивляться этому. Мне жаль, но это должно быть именно так. Другого выхода нет.
Его слова едва ли были поняты. Всё что я знала, так это то, что я должна остановить его, должна опрокинуть его, должна быть сверху, а не под ним. Но он был слишком сильным, и я не смогла сместить его. Он не пытался продолжить, просто держал меня, "как кто-то пытался усмирить норовистую кобылу", — подумала я внезапно с почти что истерическим изумлением.
— Нет, — взмолилась я, моя гордость испарилась. — Пожалуйста, не надо.
Он склонил лицо близко к моему, нежно потеревшись. Это очень походило на звериный жест убеждения.
— Мы должны, Рейчел, — прошептал он. — Только в этот раз, я должен взять тебя таким образом, так я смогу взять твою кровь.
Я дралась, пытаясь скинуть его с себя, но он был слишком сильным, его обладание мной было слишком глубоким. Он был глубоко во мне, наполняя меня.
— Ты можешь дотянуться до моей шеи, когда я буду сверху, — умудрилась вымолвить я.
— Нет.
— Стоя.
Я не могла поверить, что предлагаю такое, после того разрушительного раза, который обернулся в такое предательство.
— Нет, — произнёс он сквозь