Он не притянул меня в свои объятия, как я ожидала. Я приготовилась быть чопорной и неприступной, но он не предпринял никаких попыток прикоснуться ко мне. Но просто остановился передо мной, слишком высокий. Он нависал надо мной в своей тёмной одежде, в то время как на мне была мягкая белая пижама, которую принесла мне Элли. Это показалось символичным.
Он протянул руку и расстегнул первую пуговицу на моём свободном белом жакете, его прикосновение было таким лёгким, что я его не почувствовала, только ощутила как пуговица поддалась его пальцам. Он перешёл на вторую пуговицу, снова проворное движение, и прохладный воздух затанцевал на моей коже.
Я сглотнула. Моё сердце бешено колотилось, и я попыталась вспомнить трюки, которым научилась, способы замедлить своё сердцебиение и дыхание, способы успокоить моё тело. Я попыталась представить холодный зеркальный бассейн. Ещё одна пуговица поддалась. Представила, как лежу на зелёном поле и наблюдаю за облаками, бегущими друг за другом, а птицы шумно поют. Ещё одна пуговица, и я засомневаться, что их осталось много. Я не буду смотреть вниз — от этого станет ещё хуже. Я закрыла глаза, мурлыкая в своём разуме, напевая какую-то бессмысленную песню, чтобы избавиться от ощущения прохладного воздуха на внезапно запылавшей жаром коже. Он добрался до последней пуговицы, и я едва сдержалась, чтобы не отпрыгнуть от него.
Я не могла ничего придумать, чем бы себя отвлечь, когда он скинул жакет с моих плеч, позволив ему соскользнуть по моим рукам на пол. Теперь я стояла перед ним в свободной майке, завязывающихся на шнуровку брюках, и больше ничего. Похоже, Падшие не особо верили в нижнее белье, и мне пришлось настоять, что под жакетом я буду носить майку, невзирая на аргументы Элли. Он продолжительное время оценивал меня, слегка наклонив голову. Его пристальный взгляд из-под полуприкрытых отяжелевших век поглотил меня.
— Попробуй сосчитать до сотни на латыни, — учтиво предложил он, потянувшись к краю моей майки. — Это может сработать.
Я злобно посмотрела на него. Я забыла, что он временами мог читать мои мысли.
— Ты же знаешь, как это раздражает? — Сказала я, пытаясь взвинтить изрядно накопленную злость.
— Мне плевать. — И прежде чем я осознала, что он делает, он сорвал с меня майку и бросил её на пол, оставив меня наполовину обнажённой.
Ладно, он уже видел меня голой. Мои соски инстинктивно напряглись от тепла комнаты, от воспоминания его прикосновений к ним, его рта на них, как он посасывал, и я...
Я не возбужусь. "Холодная вода", — подумала я, мысленно позволяя ей омыть мою разгорячённую кожу. Он не коснулся моей груди, когда я ожидала этого от него, когда приготовила себя к этому, и каким-то образом это ещё больше возбудило меня. От предвкушения кровь приливала туда, где она должна была быть. "Кровь", — напомнила я, стараясь потушить жар во мне. По какой-то причине это лишь ещё больше разгорячило меня.
Следом он развяжет шнурок, и брюки соскользнут на пол, и я буду полностью обнажена, и я ни черта с этим не смогу поделать. Если только не откажусь от своего решения. Я ждала, нетерпеливо.
Но он этого не сделал. Вместо этого он поднял меня, и от его прикосновения я застыла, вспомнив, как его руки поддерживали меня у деревянной двери, вспомнив его силу, вспомнив его предательство. Желая расплакаться, когда невзирая на отсутствие моего демонического колпака, я всё равно не смогла пустить слезу, только сухое мучительное рыдание, когда никого не было поблизости.
Не будет никаких слёз перед Азазелем. Он отнёс меня в спальню, хотя я была жёсткой как бревно, и усадил меня на огромную кровать. Секундой позже он присоединился ко мне, встав на колени рядом со мной.
— Хм, не думаешь, что нам следует откинуть покрывало? — нервозно спросила я.
— Зачем? Думаешь, мы его перепачкаем?
"Сволочь", — подумала я, свирепо взглянув на него.
— Зелёные поля и голубые небеса, Рейчел, — сказал он. — Ляг на спину и думай об Англии, помнишь?
Я легла, постаравшись подальше отстраниться от него, чем по какой-либо другой причине. Я всё ещё ожидала, что он стянет с меня брюки, но он ничего не делал, и я стала гадать, не собирается ли он сначала укусить меня.
— Ты не ответил на мой вопрос, — сказала я, мой испорченный голос был раздражённым.
— И какой же был вопрос?
— Ты укусишь меня до или после секса?
Он встретился со мной взглядом.
— В процессе, — сказал он, и положил руку меж моих ног.
Я выгнула спину, в изумлении и возбудившись от его прикосновения через материал. Подсознательно я попыталась сомкнуть ноги, но он поставил колено между ними, удерживая их разведёнными, в то время как своими длинными пальцами скользнул меж моих ног, прикасаясь ко мне сквозь тонкий хлопок.
— И почему же ты влажная, демон? — прошептал он. — Тебе не должно это нравиться.
— Я... я больше не демон, — произнесла я натянутым голосом, пытаясь сопротивляться вероломным чувствам, которые стремительно разрастались во мне. Его прикосновение было лёгким, но даже я смогла почувствовать влагу, когда он чуть сдвинул ткань брюк.
— Нет, — ответил он, склонившись вперёд, одной рукой упершись в кровать, другую всё ещё держа меж моих ног. — Только для меня.
Я почувствовала как печаль и разочарование начали овладевать мной, но он настолько нежно коснулся моих губ своими губами, что это ощущалось как благословение.
— Ты стала моим личным демоном. Ты преследуешь меня, соблазняешь меня, сводишь меня с ума желанием овладевать тобой, я больше не могу винить пророчество или силы или судьбы. Это просто ты. Я выбрал тебя, потому что не могу представить, что возжелаю кого-то ещё, когда-либо снова. Ты завладела мной, обуяла меня, ты во мне во всём, и я не могу избавиться от тебя. И самое худшее, я не хочу избавляться.
У меня перехватило дыхание, я изумлённо подняла на него глаза.
— Для признания в любви, это оставляет желать лучшего.
— Я не люблю тебя. Я не буду любить тебя, — произнёс он, и его нежно сместившиеся пальцы отыскали центр моего удовольствия, и я резко дёрнулась, опускаясь на постель. — Но к тому моменту как я закончу с тобой, ты не заметишь разницы.
Он завёл руку за мою шею и притянул мои губы к себе, опустившись рядом со мной. Его язык заглушил все мои бесполезные слова протеста. Он ошибался. Впоследствии я буду помнить разницу. Но прямо сейчас растущие ощущения были настолько могущественными,