Но больше всего ему нужно было время и пространство, чтобы понять, какого хрена он только что совершил самую глупую ошибку за тысячи лет своей бесконечной жизни.

Я УСЛЫШАЛА КРИК. Он вырвался из моего горла, когда я пришла в сознание, звук был оглушительный, и я хотела остановиться, очень хотела, но не смогла. Только на мгновение, чтобы сделать глубокий, хриплый вдох, а затем я снова тошнотворно закричала. Это был звук чистого ужаса, проникшего глубоко в кости.

А потом это прекратилось, эта невольная пытка, когда его голос просто сказал:

— Прекрати.

На минуту я замерла. Я лежала, вытянувшись, на сиденье движущегося автомобиля. Логика подсказывала, что это была та самая машина, на которой Азазель отвёз меня в буш², но у этой была открытая крыша, и звёзды над головой странно успокаивали. Я подумала, не заморозил ли он меня так же, как в ресторане, но обнаружила, что могу двигаться медленно, осторожно, словно мои кости вот-вот развалятся. Мне удалось принять сидячее положение.

Было почти совсем темно. Я потёрла свои нежные запястья, но они были целы, никаких следов от этих проклятых верёвок не осталось, и меня потрясло это. Я боролась как сумасшедшая, когда он оставил меня в кромешной темноте, и мне показалось, что я почувствовала влагу крови. Я дотянулась до лодыжек, но они тоже были гладкими и невредимыми.

Я понятия не имела, позволит он мне говорить или нет, но я должна была попытаться.

— Почему ты вернулся? — я не хотела, чтобы мой голос звучал обвиняюще.

Ради Бога, он передумал убивать меня. Почему я должна жаловаться?

Он даже не оглянулся на меня. Свежий воздух врывался в салон через открытую крышу, сдувая его волосы с элегантной структуры холодного, бесстрастного лица.

— Понятия не имею, — сказал он, наконец. — На твоём месте я бы не стал озадачиваться этим. Я могу восстановить своё здравомыслие достаточно быстро, отвезти тебя туда и бросить, поэтому предлагаю тебе просто сидеть и молчать.

Я была достаточно умна, чтобы сделать именно это. Мне было так холодно после невыносимо жаркого дня, и я задрожала. Я вспомнила приближающиеся завывания, ужасный запах, ударивший мне в ноздри, и почувствовала, как моё тело почти незаметно задрожало. Я решила попытать счастья.

— Не мог бы ты закрыть люк? Я замерзаю. Должно быть, после захода солнца становится очень холодно.

Он помедлил.

— Не так уж и холодно, — сказал он наконец.

— Но я....

— Смирись.

Ладно. Я обхватила себя руками, пытаясь согреться. Вероятно, он был прав — это был просто шок и страх. Я хотела спросить его, куда он меня везёт, но он предупредил меня не задавать вопросов, и я не хотела, чтобы он передумал. Я поджала под себя ноги и забилась в угол сиденья, как можно дальше от открытой крыши. Звёзды были очень яркими в чернильно-чёрном небе над головой, и я поняла, что, вероятно, смогу увидеть Южный Крест впервые в своей жизни. У меня всегда была тайная слабость к астрономии, к звёздам и созвездиям, к тому, как они вращаются в небе. Возможно, это был мой единственный шанс увидеть Южный Крест, и я надеялась, что небо останется чистым, пока мы здесь. Если только он не собирался бросить меня здесь, что меня вполне устраивало. Здесь я могла раствориться с новым именем и новой личностью так же легко, как и в Северном полушарии. У меня было много практики.

По тусклым звёздам я поняла, что мы приближаемся к небольшому городу. Электрические огни боролись с природой, и электричество побеждало. Они называли это световым загрязнением. Я думала, что привыкла к нему, но тот короткий период без него просто напомнил мне, как сильно я люблю огромное, бесконечное небо.

Я почувствовала запах моря, что меня удивило. Я предполагала, что мы провели день, двигаясь прямо вглубь страны, так что близость океана была тревожной. Я ненавидела океан. Меня пугали волны, приливы и отливы, течения. Я заставила себя глубоко вдохнуть насыщенный солёный запах, слизывая вкус с губ. Потом я поняла, что он наблюдает за мной в зеркало заднего вида, его пристальный взгляд был прикован к моему рту, а тёмно-синие глаза горели.

Нервничая, я нырнула обратно в темноту. Вспоминая, что я протянула руку, испытав непреодолимое желание прикоснуться к нему, когда он приковывал меня цепями, чтобы я умерла. Я почувствовала этот взгляд в глубине живота, между ног, как грубую ласку, и моё лицо внезапно вспыхнуло. Я отвернулась к окну, ограждаясь от него, и сосредоточилась на портовом городе, через который мы ехали. Рабочий город, а не курорт, я сразу поняла. Не знаю, хороший это знак или плохой.

Когда он притормозил и припарковался, я удивлённо огляделась. Мы оказались в узком переулке, пустынном, если не считать нескольких припаркованных машин, и он соскользнул с переднего сиденья, захлопнув за собой дверь, прежде чем открыл мою.

Я подумывала было остаться на месте, но знала, что он без колебаний залезет внутрь и вытащит меня, и он не будет добр. Я пошевелилась, приземлившись на слегка нетвердые ноги.

— А ты не собираешься закрыть крышу? — я подняла на него глаза.

Я и забыла, что он такой высокий.

— Я оставляю машину. И крыша не закрывается.

Оба этих заявления озадачили меня, пока я не присмотрелась к машине повнимательнее. Металл был откинут назад над водительским сиденьем, как будто банка содовой взорвалась от жары. Что, чёрт возьми, было таким сильным, чтобы сделать это?

— Ты можешь просто взять и бросить машину? — спросила я. — Тебе должно быть хорошо платят.

— Во-первых, она не была моей.

— Ну, тот, у кого ты её одолжил, вряд ли обрадуется дыре в середине крыши.

— Возможно, и нет, — он замолчал, глядя на меня, и мне захотелось хотя бы начать догадываться, о чём он думает. — Ты — зло. Я должен был оставить тебя Нефилимам.

Я прислонилась спиной к машине, мои ноги всё ещё немного дрожали. Странное, бурлящее чувство внутри меня, в груди, между ног. Чувства, которые были совершенно чужды мне. Он стоял слишком близко ко мне, но я не могла сказать ему отойти. Я не хотела этого делать.

— Почему же ты этого не сделал? — мой голос был почти шёпотом, как будто я знала, что он собирается сделать, и боялась напугать его. Отвлечь его. Остановить его. Я знала, чего он хочет, и помоги мне Бог, я тоже этого хотела.

Его тёмно-синие глаза были затенены, и мне показалось,