Пришла в сарай, уселась на бревно. Сижу, молчу — раздета и разута. Подходит ночь. Становится темно. И нет старухе на земле приюта. Сижу, молчу. А в хате той порой Закрыли ставни, чтоб не видно было, А в хате, слышу, пир идет горой, — Стучит, грючит, гуляет вражья сила. «Нет, — думаю, — куда-нибудь уйду, Не дам глумиться над собой злодею! Пока тепло, авось, не пропаду, А может быть, и дальше уцелею…» И долог путь, а сборы коротки: Багаж — в карман, а за плечо — хворобу. Не напороться б только на штыки, Убраться подобру да поздорову. Но, знать, в ту ночь счастливая звезда Взошла и над моею головою: Затихли фрицы — спит моя беда, — Храпят, гадюки, в хате с перепою. Пора итти. А я и не могу, — Целую стены, словно помешалась… «Ужели ж все пожертвовать врагу, Что тяжкими трудами доставалось? Ужели ж, старой, одинокой, мне Теперь навек с родным углом проститься, Где знаю, помню каждый сук в стене И как скрипит какая половица? Ужели ж лиходею моему Сиротская слеза не отольется? Уж если так, то лучше никому Пускай добро мое не достается! Уж если случай к этому привел, Так будь что будет — лучше или хуже!» И я дубовый разыскала кол И крепко дверь притиснула снаружи. А дальше, что же, дальше — спички в ход, Пошел огонь плести свои плетёнки! А я — через калитку в огород, В поля, в луга, на кладбище, в потемки. Погоревать к покойнику пришла, Стою перед оградою сосновой: — Прости, старик, что дом не сберегла, Что сына обездолила родного. Придет с войны, а тут — ни дать, ни взять. В какую дверь стучаться — неизвестно… Прости, сынок! Но не могла я стать У Гитлера скотиной бессловесной. Прости, сынок! Забудь отцовский дом, Родная мать его не пощадила — На все пошла, но праведным судом Злодеев на погибель осудила. Жестокую придумала я месть — Живьем сожгла, огнем сжила со света! Но если только бог на небе есть — Он все грехи отпустит мне за это. Пусть я стара, и пусть мой волос сед, — Уж раз война, так всем итти войною… Тут подошел откуда-то сосед С ружьем в руках, с котомкой за спиною. Он осторожно посмотрел кругом, Подумал молча, постоял немного, — Ну, что ж, — сказал, — Антоновна, идем! Видать, у нас теперь одна дорога… И мы пошли. Сосед мой впереди, А я за ним заковыляла сзади.
