— Осень, тебе было всего десять, — тихо сказал Кирэлл.
— Я не знаю, почему они остановились, — продолжала она, не слыша его. — Не знаю, почему они ушли, но вдруг они просто исчезли, и стало так тихо. Джек даже больше не плакал. Он просто лежал в моих объятиях, глядя на меня своими прекрасными голубыми глазами. В них было столько боли и столько вопросов, но он задал мне только один.
— Какой? — спросил Кирэлл.
— А где мама и папа?
— Что ты сказала?
— Что скоро мы все будем вместе, — говоря это, Осень слабо улыбнулась. — Он подарил мне легкую красивую улыбку, а потом просто умер. Я поцеловала его в щеку и закрыла глаза. Я знала, что скоро буду с ними. Но вместо этого я очнулась в аду… и думаю, я его заслужила.
— В аду? Что такое ад?
— Место, куда люди попадают после смерти, чтобы получить наказание.
— Но ты же не умерла! — Кирэлл почти кричал на нее. — И ты не сделала ничего, что заслуживало бы наказания.
— Я не защитила свою семью! — крикнула Осень в ответ. — Самые важные люди в моей жизни умерли!
— Ты сражалась с варанианцем, Осень! Ты никак не смогла бы защитить свою семью. Чудо вообще, что ты выжила!
— Я… — Осень начала было возражать, но потом испуганно посмотрела на него и прошептала: — Ты мне веришь?
— Конечно, верю. — Кирэлл не понимал, почему она решила, что он ей не верил.
— Никто никогда мне не верил.
Растерянный взгляд ее глаз разбивал сердце Кирэлла.
— А во что верили другие?
— В то, что это сделали подростки, а не «гигантские ящерицы», как я им все время говорила. Но они считали, что это из-за операций.
— Операции?
— Да, пришлось вставить металлические стержни в мою руку и ногу, потому что кости были раздроблены, и сделать несколько операций, чтобы восстановить мою спину. Мне все время снились кошмары. Я просыпалась с криком и пыталась убежать. Врачи не могли привязывать меня, я была слишком сильно ранена, поэтому просто накачивали меня лекарствами, пока я не теряла способность двигаться и говорить.
— Что они делали?! — Кирэлл был возмущен. — Как долго они держали тебя в таком состоянии?
— Я не знаю. По крайней мере, до тех пор, пока моя спина не зажила достаточно, чтобы я могла лежать. Тогда лекарств стало меньше. Но я продолжала говорить, что это были ящерицы, а не подростки, и они решили, что стресс был слишком сильным, и я сошла с ума. И стали давать мне разные лекарства. Лекарства для больных разумом. Они причиняли мне такую сильную боль. Мне казалось, они убивают что-то внутри меня, что-то, что мне нужно защитить. Мне хотелось кричать, чтобы они остановились, но я не могла.
— Эти лекарства… заставляли тебя молчать?
— Да. Как будто создавали стену между моим разумом, моим телом и моей душой. Я ничего не могла сказать, объяснить. Я могла видеть и слышать, могла жевать и глотать, если что-то положат мне в рот. Они клали таблетки мне в рот, и каждый раз, когда они это делали, я мысленно кричала. А потом я слышала, как ящерицы смеются надо мной, и клялась себе, что больше никогда не закричу.
Теперь Кирэлл понял, почему Осень была так непреклонна в том, чтобы контролировать свои звуки, не кричать. Для нее они значили боль и поражение.
— Как же ты справилась? — спросил он через несколько долгих минут. — Как ты пробила стену, которую создали лекарства?
— Я не справилась. Я пыталась и пыталась, но всегда терпела неудачу.
— Но как ты оказалась здесь?
— Это из-за того, что у меня закончилась страховка, — тихо ответила она.
— Что? Страховка?
— Это такая штука, которая оплачивает все процедуры и уход. После того, как она кончилась, меня перевели в другую больницу, и там работали не самые… преданные делу врачи. Парень, который должен был давать мне лекарства, просто их воровал, и постепенно стены начали рушиться.
— Значит, они тебя отпустили.
— Не сразу. Во-первых, потребовалось убедить их, что я выздоровела. Я сказала им то, что они хотели услышать. Что это были сумасшедшие подростки, которые напали на мою семью и убили ее ножами. Я даже смогла описать ножи, потому что шериф и врачи говорили о них, когда были в моей палате и думали, что я сплю.
— И они тебе поверили.
— Конечно. Это то, что они хотели услышать, ну и им было выгодно избавиться от меня. По финансовым причинам.
— Финансовым?
— Это позволило сэкономить деньги, — сказала она ему. — Вот так меня и выписали.
— Сколько… сколько тебе было лет, когда тебя просто вышвырнули в мир? Бросили тебя.
Глаза Осени расширились. Удивительно, что Кирэлл это понял. Она тогда была в ужасе. Если бы не помощь социального работника, она бы точно не справилась.
— Восемнадцать, — тихо ответила она. — Мне тогда только исполнилось восемнадцать.
Кирэлл не мог представить себя в таком юном возрасте в одиночестве. Он находился под защитой родителей до первого Жара, который случился, когда ему исполнилось сто лет. Хотя иногда его раздражали ограничения, он всегда знал, что находится в безопасности и под защитой. У Осени такого не было. Его гнев пылал все сильнее.
— И не было никого, кто мог бы тебя защитить?
— Была женщина, социальный работник. Она делала все, что могла, чтобы помочь мне. Она записала меня в школу, чтобы я могла учиться, нашла мне место в приюте для бездомных, где я могла спать и получать по крайней мере горячий обед раз в день. Мне удалось устроиться в кафе посудомойкой, и в конце концов я стала официанткой. Там я встретила Кристи. Как только я получила диплом, я смогла найти вторую работу, переехать из приюта и поселиться у Кристи.
— Сколько тебе сейчас лет, Осень? — тихо спросил Кирэлл.
— Двадцать два, — она нахмурилась, глядя на него. — А что?
— Ты так молода, и столько пережила.
— А я пережила? Пережила, да? — иногда ей казалось, что ничего еще не кончилось. Особенно, когда приходили кошмары, и она снова чувствовала всю эту боль и смятение, и понимала, что снова приходится бороться с собой.
— Ты пережила это, Осень, — твердо сказал Кирэлл. — Варанианец, на которого ты напала, — один из самых сильных и страшных в своем роде. Ты ранила его. Никто не мог, а тебе удалось.
— Ты знаешь этого… Варанианца?
— Да. Это генерал Террон. Он возглавляет армию варанианцев, но я не понимаю, почему он напал на тебя и твою семью, — Кирэлл
