Словно брошенный дом, под крышей которого спешат укрыться от дождя самые разные существа. Так странно Ислам себя не чувствовал даже во время недели в комнате, и как то, что было, превратилось в то, что стало, он пока не слишком-то понимал.
Он спросил у Наташи.
- Это чертовски весело, но совсем не то, что первая неделя, - ответила она. - Хотя довольно похоже.
Пытается отыскать в её словах своё мнение. Своё мнение плавает где-то на границе сознания бессильной щепкой, обломком кораблекрушения, который ветер и бурлящее море швыряют в хлопьях белой пены на камни. И Ислам, утопающий в этой пучине, тонущий в синих глазах существа, что навечно в нём поселилось, никак не мог дотянуться.
- А мне кажется, всё совершенно по-другому. Всё равно что сравнивать выступление на квартирнике в стельку пьяных бардов и концерт Элтона Джона.
- Обожаю твои сравнения, - жмурится Наташа.
И убегает, ничего не ответив. Хасанов снова остался со своими мыслями и снова видит где-то в глубине себя глаза цвета морской пучины. Он вглядывается в них, но не может понять, голубые они или же всё-таки зелёные.
Тогда они словно были одним человеком. Тройкой близнецов. Они не угадывали мысли друг друга, но при желании легко могли бы это сделать. При такой близости передаются не только болезнетворные бактерии, различные бациллы и прочие вредные привычки. Передаётся что-то глубокое, более того, оно становится общим. Как воздух. Глубже, чем воздух, потому как проникает не только в лёгкие - проникает всюду.
Теперь же ты не можешь выйти из комнаты, чтобы не повстречать новое лицо, чтобы не поразиться этому лицу, найти в росчерке бровей или же в форме носа, или в речи и словах что-то чужеродное и новое. О нет, ни капельки враждебности, каждый подходит к тебе, чтобы пожелать прекрасного дня и улыбнуться. Наталья носится по ним, как бабочка с цветка на цветок, собирает с каждого эмоции, какие-то истории, сплетни и новые впечатления. Он так, пожалуй, не может. И Яно так не может. В этом они с братиком похожи: обоим нужно время, чтобы проникнуться новыми людьми. Только Ислам запирается в спасительном сарказме, а Яно запирается в собственной оболочке, в скорлупе своих мыслей и души.
Нервотрёпка первых дней идёт на убыль, и людей теперь в два раза больше. Комнаты почти все заняты, и открытые двери не вызывают ни у кого дискомфорта. Здание начинает всё больше напоминать город, какой-нибудь очень пограничный и очень крупный, куда стремятся вольнодумцы со всех окрестностей.
Очередь Хасанова готовить, и компанию ему составляет Лоскут. Он уже закончил с картошкой, разбросав почти по всей кухне шелуху, и теперь размышляет вслух.
- Они же видят, что происходит. Не могут не видеть, как к нам просачиваются новые люди. Ни разу ещё не видел, чтобы кого-то задержали. Ну, кроме той толпы. А выжить нас ведь проще простого. Запросто могут отключить у нас, например, воду. Странно, почему они этого ещё не сделали.
В любом случае остаётся только ждать. Ждать и наблюдать за удивительными метаморфозами, ощущать на языке пряные нотки, когда вино юных умов, бомбардируемое снизу пузырьками напряжения, свободы и вседозволенности, превращается в глинтвейн.
Через три дня Ислам вдруг обнаруживает в холле второго нескольких человек с учебниками. На четвёртый день их стало больше, на шестой число удвоилось.
- Чем вы это заняты? - спрашивает он Женьку.
- Социологию. Социологией.
- А это не опасно?
Женька поднимает голову, смотрит на него и трясёт вихрами. Рубашка на нём неглаженая, с грязноватым воротничком. Он разевает рот, чтобы издать смешок, и становится похож на деревенского паренька. Только веснушек и не хватает.
- Хасаныч. Ну что ты, двигай, куда шёл. Учусь я.
Хасанов не уходит. Садится перед ним на корточки, с интересом разглядывает обложку, пальцы на ней. Поднимает глаза, пытается перехватить взгляд карих глаз.
- А чего это? Конец света вроде наступил. Ну, для нас. Инст больше не работает. Закрыли-с, ваше благородие.
Остальные присутствующие укладывают свои книги на колени.
- Слушай. Чего пристал?
- Мне просто интересно. С чего ты вдруг схватился за учебник.
Женька раздувает губы, щёки слегка розовеют. Губы у него полные и очень красные, мало кто из девчонок может такими похвастаться.
Смущается. А что смущаться? Как будто Ислам спросил чего постыдное.
- Ислам, ну чего ты пристал, в самом деле? Я что здесь, один с книжкой сижу?
- Один из первых. Прямо эпидемия какая-то. Ладно бы один: я бы подумал, свихнулся парень, мало ли, а ты последователей себе набрал…
- Да каких последователей, - Женька закладывает страницу пальцем, неодобрительно смотрит на Хасанова. - Просто решил, что негоже помирать дебилом. Да и умные люди в твоём государстве нужны. А? Нужны, нет?
Хасанов ухмыляется, обводит комнату взглядом, кивает всем по очереди. Хлопает по коленке Женю.
- Учись. Будем потом к тебе на поклон ходить, спрашивать, почему идёт дождь с неба и когда уже будет благоприятный для посадки на крыше день. Старейшиной будешь.
- Да иди ты…
Хасанов уже идёт - дальше по коридору, улыбаясь во весь рот. Хорошо бы таких как Женька было побольше. Может быть, тогда людей, которые по его милости поломают себе жизнь, поубавится.
С Яно они общаются день ото дня всё меньше. Так же как и с Наташей. Их будто бы относит друг от друга разными пассатами, три обломка одного кораблекрушения. Ислам пытается об этом переживать, но в голове, будто пчёлы в улье, роятся другие люди. Братик есть братик - куда же он денется? - а вот то, что происходит вокруг, вызывает куда больше опасений. Миша по-прежнему держит на себе всё хозяйство, исправно собирает взносы с каждого вновь приходящего в коммуну, выявляет таланты и определяет точку их приложения. Уже успел поцапаться с кем-то из новоприбывших, и тот убыл восвояси. В остальном всё гладко, но Хасанов чувствует, как воздвигается громоздкая конструкция, вырастает над головой, будто сеть строительных лесов, и ветер поёт в них, цепляясь за трубки и перекрытия хвостами воздушных змеев.
Да, всё это оправдано, и даже знамя с апельсином как неожиданно гладко подошло к этой системе: не даром там так естественно подогнанные друг к другу дольки. Без части нет целого, части эти равнозначны и замыкают круг, образуя нечто устойчивое… круглое и способное катиться в будущее.
Но этот рисунок больше не вызывает у братьев прежних эмоций.
Пока Хасанов
