- Скажите, - вдруг повторяет она, и взгляд возвращается на него. - Вы, должно быть, не местный?
- Не местный, - соглашается Ислам. - Из Уфы.
- Должно быть, учитесь в университете?
Скучает. Бокал вертится в руках, и красные блики водят вокруг хороводы. Кого-то ждёт. Или не ждёт - чёрт её разберёт на самом деле. Ногти у неё тоже красные - краска на самых кончиках облупилась и выглядит неряшливо.
Ислам не успел ответить. Она уже задаёт другой вопрос:
- Хорошо у вас там? В Уфе.
- Ну, - уклончиво отвечает Ислам. - Есть неплохие бары.
Нет, не улыбается. Да и слишком слабый это таран, чтобы разбить намёрзший лёд. Ислам думает, интересно, когда она в последний раз танцевала? Наверно, в детстве. Или в институте, на выпускном вечере. Такие женщины не танцуют. В кафе и барах, в клубах они обычно сидят, закинув ногу за ногу, окутанные сигаретным дымом.
- И что, - спрашивает, - самолёты туда ночью летают?
- Вот уж не знаю, - смеётся Ислам. Заказов пока нет, и он смахивает со стойки невидимые пылинки. Просто чтобы не сидеть без дела. Компания справа - трое мужчин - хлещет своё пиво и создают так необходимый сейчас фон. Зашедшие после работы выпить трудяги. Ислам представляет, как они выключают свои суперсовременные компьютеры, оставляют пежо и митсубиши на стоянке и едут на такси пьянствовать. Сегодня четверг, и завтра можно немного припоздниться на работу и пораньше свалить. - Наверняка. У нас есть аэропорт. Уфа - прекрасный город, и, я думаю, вы бы не пожалели, если бы…
- Назовите для меня любой город.
Будто бы и не слышит его.
- Город?
- Да. Город. Или место. Любое.
- Давайте попробуем.
- Да. Будьте так любезны.
Все города, кроме почему-то Таллинна, куда-то испарились. Так бывает всегда. Попросят тебя рассказать что-нибудь забавное или вспомнить какой-то случай, и ты вроде бы и знаешь, но… не помнишь. Так же и сейчас. Вроде бы легко, но Хасанов не может относиться к чьей-то просьбе - искренней просьбе: Валюту и Уважаемого Человека в расчёт можно не брать - наплевательски. И подобная крошечная проблемка встаёт перед ним горой, на которую приходится лезть. Какой ей город нужен? Курорт или, напротив, северный? В Америке, рядом с каньоном, или где-нибудь на австралийском архипелаге? Мегаполис с десятком мостов через канал или засушливая деревенька с парой тысячей жителей?..
Хасанов говорит с досадой:
- Таллинн.
- О, - сказала она без выражения. - Это где? Швеция?
- Почти. Эстония.
Чёрт бы его побрал, Яно, с его Таллинном.
- Наверняка там все бегают по утрам, - продолжает она. - И выгуливают собак. И соседи вежливо здороваются друг с другом.
- Не знаю, - растерялся Ислам. - У меня оттуда друг. Если вы хотите, мне нетрудно спросить…
- Интересно, туда летают самолёты ночью?
- Должно быть.
- Спасибо, - говорит она, обдав холодом. Зубы ровные, как кристаллики льда. Встаёт, оставив чуть тронутый морс. - Сколько я вам должна за города?
Ледяная язвительность заползает чуть не под манжеты, и Ислам растерянно потирает запястья.
- За города нисколько. Я ведь их мало вспомнил. Только Таллинн и всё. А за морс - сорок пять.
Оставляет деньги и исчезает, растворяется в черноте за дверью. Компания справа становится шумнее, словно кто-то прибавил звук.
Прибегает одна из девочек-официанток, Даша, просит подготовить стопочку.
- Там мужичок опять тот, - говорит. На лице проскакивает что-то, граничащее с равнодушием. Какое-то беспокойство, о котором она, возможно, даже не подозревает. Откровенно говоря, Хасанов сам не понимает, почему он это заметил.
Ислам смотрит в ту сторону, и человек у окна здоровается. Машет рукой, говорит что-то, но в зале слишком шумно. Человек у окна это понимает. Просто здоровается.
- Это Валентин.
- Он какой-то непонятный, - говорит Даша. Морщится. - И пьёт много.
- Не бойся, - говорит Ислам. - Если начнёт буянить, у нас есть Джин.
Даша прыскает. Говорит слегка пренебрежительно:
- Не начнёт. Как обычно, напьётся и отрубится тихо у себя в уголке.
На подносе размещается стопка с долькой лимона.
- Видишь, даже не буянит. И за попу не щиплет, - говорит Ислам вслед убежавшей официантке. - Золотой клиент.
Немного погодя, разобравшись с делами, Ислам отлучается перекинуться парой слов с Валентином.
Ему нравится этот человечек. Совсем уже не молодой, с каким-то измождённым костлявым лицом и сеточкой вен на лбу под жидкими волосами. Очки в тяжёлой чёрной оправе смотрятся очень модно, в таких ходит прогрессивная молодёжь, не доверяющая линзам. Не столько инструмент для зрения, сколько дополнение к имиджу. Валентину они не очень подходят, но куда лучше любых стариковских. А ещё он разрешает обращаться к себе на ты. Сам в первый день об этом попросил, смущаясь при этом до безобразния. Вообще в каждом его жесте, движении, выражении лица сквозит смущение. Иногда оно прячется, иногда настолько явно, что смущаешься сам.
Одет очень представительно. Чёрный пиджак, безукоризненный галстук в косую полоску, свет стекается на кончиках туфель. Стрелочки на брюках на коленях собираются в морщины.
Ислам ни разу не спрашивал, кем он работает, но почему-то ему казалось, что работает с детьми. Где-нибудь в хорошей школе или в гимназии. Может быть, частный педагог.
- Ислам, присаживайся.
Суетится, пытаясь ногой и рукой отодвинуть для Хасанова стул. Когда парень устроился, кивает за окно:
- Видишь фонарь?
- Вижу. Я ненадолго. На минутку. Как вы сегодня?
- Как всегда, мой мальчик. Ты слушай. Сейчас начнётся самое классное. Слышал гром?
- Да вроде. Когда шёл на работу.
- Ага! И я о том же. И в воздухе пахнет дождём. Будет очень красиво: свет фонаря и дождь. Я рассчитываю даже на ливень. Представляешь, как здорово? Свет, и сплошная стена ливня. У вас здесь хорошие окна. Я люблю смотреть в окна, особенно когда идёт дождь. Понимаешь?
Последнее слово произносит уже робко, почти жалобно, будто бы жалеет об этом своём излиянии. Ислам кивает, он сам чувствует себя не в своей тарелке. Неловко молчат секунд десять, а потом стопка в худых руках решительным движением опрокидывается в рот.
- Снег, конечно, ещё лучше, - говорит Валентин с новыми силами. Будто открылось второе дыхание. - Но, сам понимаешь.
Разводит руками.
- До снега ещё два месяца, - смеётся Ислам.
- Да, два месяца. Но, знаешь, ожидание чего-то прекрасного… пусть даже такой мелочи, как снег, само по себе - огромное удовольствие. Огромное. А можно
