и рассудительность, которых не хватало Джулиану.

Впрочем, если бы Джулиана воспитывала мачеха, эта ведьма София Уэстон, кто знает, каким бы он стал. Отец Чарлза, заядлый игрок и волокита, растратил все фамильное состояние, и только брак с богатой наследницей помог Харлану избежать полного краха и позора. После смерти мужа София ни одного дня не забывала указывать пасынку, благодаря кому он живет в роскоши и не знает нужды. Мачеха с удовольствием превращала жизнь Чарлза в череду унижений, а последние несколько лет стали для него настоящим адом.

К сожалению, та безупречная версия событий, которую они представили соседям, не избавила их от косых взглядов и перетолков. Все знали о той неприязни, которую испытывал Чарлз к мачехе, а потому сплетники болтали, что смерть Софии наверняка не сильно расстроила пасынка, получившего огромное наследство.

Тишина, повисшая в библиотеке, становилась напряженной, и Джулиан предпочел прервать молчание:

— Давай-ка оставим прошлое в покое! Зачем вспоминать былое? Лучше скажи мне: бросил ли ты нелепую затею с переездами с места на место? Оставайся на зиму в Стоунгейте.

— Я еще не решил. Для меня Стоунгейт полон призраков того самого прошлого, о котором ты даже не желаешь говорить. Слишком много дурных воспоминаний связано с этими стенами. Летом поместье оживает, все вокруг цветет, но зимой тут одиноко и неуютно. Провести всю зиму запертым в каменном мешке, ходить по тем же коридорам, по которым блуждают привидения Софии и Рауля… — Чарлз поежился и усмехнулся.

— Я знаю, что тебе нужно, — сказал Джулиан, и его глаза хитро блеснули. — Ты должен жениться и завести ватагу детишек. Их шумная беготня прогонит любых духов. Поверь, я знаю, что говорю!

Словно само провидение желало прибавить веса его словам, ибо уже через мгновение дверь в библиотеку распахнулась и к Джулиану подбежал малыш с густой копной черных волос. По-видимому, мальчонка, которому было всего два года, как-то сумел перехитрить свою внимательную няньку и сбежал из-под ее надзора.

Малыш бросился к отцу, лишь коротко взглянув на Чарлза и мимолетом ему улыбнувшись. Он путался в длинной ночной рубашке, и оттого казалось, что он не бежит даже, а катится по библиотеке, как смешной пухлый комочек.

— Папа, папа! Нашел, нашел…

Джулиан торопливо отставил бокал с коньяком, чтобы протянуть к сыну руки.

— Кое-кто забыл о хороших манерах, — укоризненно, но с улыбкой сказал он. — Ну-ка, Адам, поздоровайся с дядей! — В его глазах светились такая нежность и любовь, что Чарлз не сдержал улыбки.

Джулиан очень гордился сыном, а тот факт, что малыш едва не погиб вместе с матерью, будучи еще в утробе, делал его любовь совершенно неистовой. Граф Уиндем баловал сынишку и прощал все его ребячьи шалости. Мягкий упрек в словах папы заставил Адама взглянуть наконец и на дядю.

— Здластвуй, — улыбнулся мальчик, блеснув темными глазами.

— Привет, медвежонок, — ласково кивнул ему Чарлз. — Ты успел подрасти с нашей последней встречи.

— Мама говолит, я буду выше папы, — с нескрываемой гордостью поведал Адам.

— Если будешь хорошо кушать, — раздался женский голос от двери. В библиотеку вошла жена Джулиана — высокая, изящно сложенная молодая женщина. Ее темные волосы были собраны в небрежный пучок на шее, темно-зеленое платье с высокой талией из легкой ткани чуть шелестело при ходьбе, изящный поворот головы и полуулыбка словно притягивали взгляд. Графиня Уиндем была из тех женщин, чей образ надолго остается в памяти.

Нелл подошла к Чарлзу и поцеловала в щеку.

— Рада тебя видеть. — Ее глаза цвета морской волны блеснули искренней радостью. — Останешься на ужин?

Чарлз покачал головой:

— К сожалению, нет. Я заехал лишь сказать, что проведу неделю в Стоунгейте. Максимум — две.

Нелл расстроила эта новость.

— Но ведь Стоунгейт — твой фамильный особняк. Почему ты приехал так ненадолго? Во всяком случае, пообещай, что отужинаешь с нами в будущую среду.

Чарлз слегка поклонился и поблагодарил:

— С великим удовольствием.

Когда дверь библиотеки закрылась, повисла гнетущая тишина. Однако Джулиан не торопился поведать, с какой целью позвал Чарлза к себе, и тот решил, что разговор подождет до среды. Ему еще предстояла не слишком комфортная поездка домой — по самой отвратительной погоде на свете.

— Пожалуй, мне пора, — сказал он, глядя в сторону окна, за которым бесновался зимний ветер. — И без того я задержался…

— Уверен? Может, останешься на ужин? Нелл будет рада…

Чарлз покачал головой:

— Подождем до среды. Тогда и поболтаем подольше.

Обратная дорога в Стоунгейт оказалась в точности такой неприятной, какой ее воображал Чарлз. Пронизывающий ветер, мелкий холодный дождик… Сырой туман пытался забраться за воротник, и Чарлз поторапливал лошадь, стремясь быстрее оказаться в спасительных стенах фамильного особняка. Когда вдали слабо забрезжили желтые фонари, подвешенные с двух сторон от входной двери, Чарлз вздохнул с облегчением: все призраки прошлого, ожидавшие его в стенах Стоунгейта, не могли сравниться с ледяным ноябрьским ветром.

Стоунгейт был родовым гнездом всех Уэстонов до того момента, как несколько десятилетий назад для владельца титула — графа Джулиана не был построен Уиндем-Мэнор. С тех пор у графа Уиндема появилось два дома, но Джулиан отдавал предпочтение Уиндем-Мэнору.

В холле Чарлза встретил Гартуэйт, дворецкий, который принял сырое, пахнущее осенним дождем пальто. Чарлз отказался от предложения поужинать в гостиной — в той самой, где Джулиан в честной дуэли застрелил лорда Тиндейла. Слухи о давнем происшествии до сих пор бередили умы высшего света. Велев принести немного свежего хлеба и сыра, Чарлз поднялся по лестнице в комнаты, когда-то принадлежавшие его отцу и мачехе. Когда лакей Бледсоу помог графу снять сапоги и жакет, Чарлз отослал его.

Сразу после смерти Софии он распорядился ликвидировать все следы пребывания мачехи в своих покоях. Во всем остальном здании декор остался прежним. Впрочем, от нелепейшего серебряного стола с вазой для фруктов он все же избавился. В спальне же вообще не осталось ни единого предмета, которого касалась рука Софии. Все эти серебряные побрякушки, которые так обожала мачеха, вызывали у Чарлза лишь раздражение и взывали к самым неприятным воспоминаниям. Теперь стены были задрапированы в шелк медового цвета, массивное изголовье кровати, выполненное из бронзы, украшал бархатный балдахин приглушенного зеленого оттенка с золотыми кистями. Теперь это была очень мужская спальня, и Чарлзу она нравилась.

Устроившись полулежа на банкетке у камина, нынешний хозяин имения, Чарлз Уэстон, не отрываясь смотрел в огонь. Даже когда в дверь тихонько постучал Гартуэйт, а затем внес в комнату поднос с хлебом, сыром, бужениной и фруктами, добавленными доброй поварихой, Чарлз не повернул головы. Поставив поднос на столик возле локтя графа, дворецкий деликатно покашлял.

— Изволите еще чего-нибудь, сэр?

Даже не взглянув на еду, Чарлз пристально уставился на большой буфет с баром за стеклянными дверцами.

— Графин с коньяком полон?

По лицу дворецкого скользнула тень недовольства.

— Да, милорд, я сам лично наполнил его час назад.

— Тогда это все, Гартуэйт. Можешь идти.

Поскольку старик колебался, Чарлз поморщился.