Стальной Макс улыбнулся, пожал героям руки и вместо речи просто вытащил из саквояжа бутылку дорогого французского коньяка и большую коробку марципанов от «Эйнема», добавив:
— Господа, чёрт меня дери, даже не знаю, как вас благодарить! По-хорошему, вы мне жизнь спасли... В общем, вот. При любой оказии — обращайтесь, я чертовски дорожу дружбой. И удачи вам всегда и везде, чтоб меня черти взяли!
Михаил и Андрей с улыбкой переглянулись, ещё раз пожали руки с Ферапонтовым. Когда генерал Дрейзер и вновь назначенный глава Третьей части Особого управления удалились, Рихтер подорвался к двери, выглянул за неё, чтоб никого не было в коридоре, плотно прикрыл и сел на кровать младшего лейтенанта, жестом приглашая рядом. Подчинённые подсели к нему, а полковник закурил и заговорил, доставая из кожаного портфеля папку:
— Так, все молодцы, я вами доволен. Но троекратное ура уже прогремело, пора и продолжить работать, чтоб была «Слава Великой России!» В общем, Шлаевский, вот бумаги, ознакомьтесь за сутки и приступайте к работе. Полевой, Вы будете аналитиком в РКУ, там Вас уже ждут подробные показания Войцеха и Василиска.
— Они разговорились?
— Василиск поплыл сразу, стоило только на раны надавить. Поляк оказался тёртый калач, но «волшебный укольчик» от господина Франка кому угодно язык развяжет. Так что у нас есть весь расклад от них по загадочному «Йозефу», Вам предстоит его вычислить и арестовать... Кстати, будете снова работать вместе: для Михаила у меня особое задание, но Вы, Андрей, будете для него связным и информатором, чего раскопаете из материалов допросов.
Шлаевский вопросительно посмотрел на своего начальника. Тот глубоко затянулся и продолжил:
— Я сразу прикинул, что как-то подозрительно сработала чуйка у Василиска. Не мог он так вовремя сбежать с явки, кто-то предупредил. Набросал списочек с утра, кто был в курсе. А потом, гхм, внезапное проявление чувств от моей прекрасной супруги задержало меня на какое-то время да спасло мне и вам жизнь...
— Постойте. Вы хотите сказать...
— Да, чёрт побери, Шлаевский! У нас завелась «крыса». Курва настучала Василиску об облаве, а потом сбежавший агент подготовил на меня засаду. В РКУ знали, что я еду в «Катуаръ», так что те бандиты, кого согнали со всей Москвы дырявить стены сторожки, должны были послужить одной цели — убийству главы контрразведки. Только случайность спасла меня и вас.
Михаил взялся за лоб и присвистнул:
— Ну дела... И что Вы собираетесь делать?
— Я? Сидеть в кабинете, благо, дверь бронированная, навещать по ночам семью, меняя маршруты да камуфляж, и ныть в управлении, что мой секретарь тяжело ранен и вот уже третью неделю в госпитале. А вы тем временем посмотрите на весь состав РКУ, кто был в курсе обеих операций, свежим взглядом, найдёте подозрительных и возьмёте в разработку. Вы — отсюда и с улицы, майор — Ваши глаза и уши в здании службы, ему как раз надо будет везде погоны засветить и бумажки оформить. Надеюсь, в течение недели-другой прищучим скотину и выясним, кто и как его завербовал. Но я практически уверен, что и тут всплывёт наш славный «Йозеф», курва его мать.
Полковник поднялся с кровати, пригасил окурок об подоконник и выкинул в ведро с мусором. Похлопал по спине Полевого, помог ему забрать коробку с марципаном, сам подхватил коньяк. Поймал на себе укоризненный взгляд Шлаевского:
— Коньяк могли бы и оставить, его как бы мне подарили.
— А Вам пить надо меньше, младший лейтенант. За время моего отсутствия таинственным образом исчезла треть бутылки «Карса». На Андрея грешить не могу, он у нас только к сладкому неровно дышит.
— Кто бы говорил...
Рихтер вскинул бровь:
— На что это Вы намекаете, Шлаевский?
— Да так, ни на что. Пустые бутылки, очевидно, появляются в кабинете, как Вы изволили выразиться, «таинственным образом».
— Появлялись. Елена Николаевна мне теперь пить запрещает, ибо вычитала в какой-то поганой газетёнке, что это может быть вредно для здоровья, и пытается меня напугать новомодным словом «цирроз». Я вообще думаю, что это «послеродовая истерия», о чём меня доктор предупреждал, и временное помешательство пройдёт, но пока — ни капли, чтоб не ругалась. Так что и у Вас вводится сухой закон.
Михаил не смог сдержать улыбки, полковник отреагировал:
— Чему ухмыляемся, младший лейтенант?
— Да ничему, так, просто... Елене Николаевне привет и пожелания крепкого здоровья ей и малышу.
— Иронизируете, кто у нас в семье главный... Послушайте, Вас когда-нибудь тащили на себе из-под пуль?
Шлаевский отрицательно покачал головой.
— А меня тащили. Под Тулой это было, во Вторую Гражданскую. Мой взвод фронтовой разведки в западню попал, потому что фланг рухнул. В итоге на нас тачанка вылетела и давай из «Максима» строчить. Ну, я гранату метнуть успел, да только срезали меня. Лежу в какой-то луже, от боли дышать сложно, а кровь уже и в сапогах хлюпает. Ну, думаю, всё, курва-мать, кончился мой фарт, пора и честь знать. Пока сознание не потерял, давай в подсумке копошиться, вторую гранату выуживать, чтоб живым не взяли. Я ж знал, что красные суки с пленными офицерами делают, тем более — фронтовая разведка...
— И что же Вас спасло? Чудо?
— Да, оно самое, иначе её не назовёшь... Откуда ни возьмись у меня возле головы руки возникли. Я ещё подумал тогда, дескать, женские, красивые, видать, сдох уже — ну хоть бабы в раю встречают... А руки эти хвать меня за портупею и давай тащить куда-то. Ну, думаю, не рай, ангелы бы меня в воздух подняли, да и больно бы не было. Стало интересно, что за черти меня волокут с такими руками. Голову закинул — а там женское лицо, молодое и красивое, аж побелело от страха, только глаза и светятся безумным огнём. Я ей: «Брось, дура, и драпай! Убьют и снасилуют!» А она спокойно так: «Господин офицер, отстреливайтесь. Я уже дюжину вытащила, и Вас дотяну»... В общем, я как из госпиталя выписался, так нашёл её и прям там, на плацу, предложение сделал. Дрейзер ещё ругался, что я морфий у врачей похитил для личного пользования, иначе он никак понять не может, чего это я учудил.
Рихтер от души расхохотался, младшие чины подхватили заразительный смех. Перестав смеяться, полковник как будто что-то вспомнил, сунул руку за пазуху и, вытащив оттуда потёртый конверт, положил его на тумбочку возле постели младшего лейтенанта:
— К чему это я... Шлаевский, повзрослеете — поймёте, почему порой стоит потакать даже и глупостям всяким, если они важны для любимого человека... А это вот сегодня утром в Приёмную пришло. Без обратного адреса и