— Что-то случилось? — не выдержала долгого молчания сидящая за соседним столиком, лет пятидесяти, пышногрудая и круглолицая Лидия Федоровна, предпочитающая конский хвост всем прическам на свете и водку, как единственное утоляющее жажду средство против пота.
— Моя сегодня дома не ночевала, — Елена Сергеевна принялась серебряной ложечкой размешивать сахар в чашке.
— Первый раз, что ли?
— Первый…
— Первый не последний, — постаралась успокоить подругу Лидия Федоровна. — Моли бога, что бы только в подоле не принесла, да ширяться не стала, а все остальное ерунда. Моя Катька, тоже мне нервы попортила, пока замуж не вышла. А то размалюется, напялит свою юбку, что и трусы то не прикрывает и является только под утро с распухшими губами, стерва. Я ее так один раз ремнем отходила, когда она в очередной раз приперлась, да еще и пьяная в стельку, что долго, долго потом домой вовремя приходила. А тогда, представляешь, пропала на целых три дня, как потом выяснилось, в Ленинград ездила на экскурсию. Знаю я, на какие такие экскурсии она ездила. И ты, Лен, не волнуйся, все образуется, вот уведешь. У них время сейчас такое дурное, думают, что уже все знают, а ведь на самом деле ни хрена ведь ничего еще не знают, вот и бесятся, — Лидия Федоровна тоже решила попить чайку и потянулась к стоящему между цветов на подоконнике чайнику. — А как вышла замуж за своего Петьку, — продолжила она, — так как словно подменили. Родила ему двойню и всю дурь из головы, как ветром выдуло, — рассмеялась в самом конце своего повествования женщина. — Так, что не расстраивайся. У тебя Лика, девка умная, ты ей только ремня один раз всыпь, как следует, и все будет хорошо…
— Надеюсь, — вздохнула Елена Сергеевна. — Лишь бы только с ней ничего не случилось. Скоро обед, а она так не разу еще и не позвонила.
— Странно, — Лидия Федоровна подула на чай и сделала маленький глоток. — На нее это как-то не похоже…
— Вот именно, — Елена Сергеевна почувствовала, что ее надуманному оптимизму приходит конец и, что еще немного, и она сорвется. «Надо что-то делать, — прошептала она и потянулась к диску телефона, быстро вспоминая номер подруги дочери, — иначе я сойду с ума».
— Здравствуйте, — услышала она нежный девичий голос.
— Здравствуйте, — обрадовалась Елена Сергеевна, — я мама Лик…
— С вами говорит автосоветчик Риты. К сожалению для вас, дома нет никто, дома нет никто… Советую позвонить позднее…Ха-ха, ха-ха, ха-ха… пип-пип-пип…
— Ха-ха, — Елена Сергеевна в сердцах бросила трубку. — Дома нет никто… Весь мир сошел с ума… Я советчик одной дуры, Риты, кажется …Хи-хи, ха-ха…
Лидия Федоровна подозрительно покосилась в сторону смеющейся, но ничего не сказала, благоразумно решив промолчать. Елена Сергеевна хотела еще позвонить мужу на работу, и узнать какие там новости, но вовремя одумалась, решив, что раз сам не звонит, то значит, и новостей никаких нет. Вместо этого она позвонила Марине, второй подружке Лики, но та, хоть и оказалась дома, о местонахождении дочери ничего не знала. Тогда Елена Сергеевна попросила ее обзвонить всех своих общих с Ликой знакомых в надежде, что может, кто-то из них знает о ее местонахождении, или хотя бы, на худой конец, знает, где она была вчера вечером после двадцати ноль-ноль. К обеду, когда, наконец, позвонил муж, она уже была никакой. Первая пачка сигарет давно закончилась, да и вторая была уже полупустой, голова раскалывалась и посещающие ее мысли были одна мрачнее другой. Дома дочь так и не объявилась, а те немногочисленные ее друзья, оставшиеся в городе и не разъехавшиеся по курортам да по своим дачам, которых удалось по телефону откопать Марине, ничего, к сожалению, о Лике не знали и не слышали. Несколько раз она звонила еще Рите, но все время натыкалась на ее «советчика» и бросала трубку. «А еще вчера у нас все было хорошо», — обречено подумала она, со страхом снимая трубку звонившего телефона.
— Ты, чего это к телефону не подходишь? — услышала она в трубке приглушенный голос мужа.
— Боюсь, — не стала она выкручиваться. — Лики нигде нет.
— Она не звонила?
— Нет. А ты что узнал? — напряглась Елена Сергеевна.
— То же самое, — сказал муж, — но у меня новости лучше. В больницах и моргах города Москвы она, слава богу, не числится. А подругам ее ты звонила?
— Да, звонила, — Елена Сергеевна снова закурила. — Одной тоже нет дома, а та, что есть, ни чего не знает.
— Ну, вот видишь, — облегченно вздохнул Александр Васильевич. — Может они вместе, где со своей подружкой и отрываются, а ты слезы здесь льешь. Давай-ка, подождем вечера, вот увидишь, что все образуется…
— Хорошо, — согласилась она. — Давай подождем…
День 2. Эпизод 2. ЗВЕРЬ
Эпизод II
Зверь был большой и сильный, гремучая помесь очень крупной собаки с волком. Совершенно черный, превосходящий своими размерами любого волка, он напряженно застыл на пригорке, упершись своими мощными лапами в склон холма. Принюхиваясь к незнакомым запахам, долетавшим со стороны города, или того, что от него осталось, зверь настороженно рассматривал его окрестности своими волчьими холодными глазами, ловя любой звук или шорох окружающего его пространства и готовый в любую минуту сорваться с места. Красный, спрятанный в дымке диск солнца, только показался из-за горизонта, обещая хоть какое то тепло после холодной ночи, но зверя это особенно не трогало. Густая шерсть спасала его от ночного холода, а днем было не на много, но все же теплее и этого незначительного потепления было достаточно, что бы зверю чувствовалось вполне нормально в этой тоскливой, совершенно лишенной каких бы то ни было проявлений жизни, обстановке. Серое безмолвие, окутавшее все вокруг, не особенно давало разогнаться несшим земле свет и тепло солнечным лучам. А легкий туман, стелющийся по самой ее поверхности, гасил и те немногие, ухитрившиеся все же проникнуть сквозь сплошную серую массу лучи света, когда-то, очень давно, и неизвестно кем, названную небом.
Зверь еще раз посмотрел в сторону города, потом задрал свою длинную черную морду к небу и протяжно завыл, оповещая всех, что он здесь хозяин на этой пустынной земле, покрытой густым слоем песка и снега, из-под которого кое-где изредка пробивались еще засохшие, лишенные каких бы то ни было листьев ветки редких, низкорослых кустарников. Это была его территория и ни кто не имел право на нее посягать: ни живой, ни уж, тем более мертвый.
Зверь был голоден. Уже шел четвертый день, как он прикончил свои
