Эфира сжала кулак.

– Что вы здесь делаете?

– Я пришла помочь тебе, – ответила женщина.

– Помочь мне? – произнесла Эфира. – Вы только и делали, что разрушали мою жизнь. Это вы отправили нас в Паллас Атос. Вы причина, по которой Гектор нашел нас там. Все это – ваша вина!

Женщина бесстрастно смотрела на нее.

– Может, я и отправила вас на путь Гектора Наварро, но это твои действия и действия твоей сестры привели вас сюда. Те, что не имеют власти над своими решениями, всегда будут во власти судьбы.

– Для вас это просто отвратительная игра? – выдохнула Эфира. – Отправить нас на поиски какой-то легендарной Чаши? Она даже не существует, не так ли?

– О, Чаша существует. И она может помочь тебе спасти твою сестру. Ты все еще этого хочешь?

Эфира сделала отрывистый вдох. Спасение Беру уже так долго было константой ее жизни, что всему остальному не хватало места. Она просто шла в следующий город, убивала следующую жертву, Беру делала следующую чернильную полосу на коже.

Она не знала жизни без этого. Она не знала, как хотеть чего-то другого.

– Пойдем со мной, – сказала женщина, кивая в сторону дома. Дома, в котором погибли родители Эфиры. Дома, где Беру сделала первый вдох второй жизни.

Эфира последовала за ней.

Женщина прошла через закрытый тканью проход в маленькую гостиную. Там стоял низкий стол, окруженный изношенными подушками, а вдоль стен стояли высокие шкафы с книгами. Эфира не могла не провести пальцами по корешкам книг, как делала в детстве. Ностальгия ударила по ней, словно внезапный луч солнца, на мгновение пронзая ее горем. Она снова почувствовала себя маленькой девочкой.

Женщина повернулась к одному из книжных шкафов и что-то достала оттуда. Эфира сразу же его узнала. Это был один из альбомов ее отца. Он, бывало, брал его с собой в долгие путешествия с караванами, запечатлевая на страницах лица встречных и виденных им пейзажей. Она помнила многие вечера, проведенные в тепле рядом с отцом. Тогда она восклицала «Что это?» каждый раз, когда ее отец переворачивал страницу, чтобы показать стадо верблюдов или странный артефакт, позаимствованный у другого торгового каравана.

Мисс Таппан открыла книгу набросков и начала ее листать. Эфира подавила протестующий крик. Наброски ее отца казались чем-то личным. Священным.

Женщина остановилась на наброске Беру. На рисунке девочке было десять или одиннадцать, долговязый ребенок. Ее руки были вытянуты над головой в попытке поймать падающего воздушного змея. Эфира помнила тот день. Деревенский фестиваль воздушных змеев. Беру поймала больше воздушных змеев, чем другие дети. Она так гордилась. Это происходило всего за пару недель до того, как Беру заболела.

Между той страницей и следующей лежал листик пергамента, сложенный в четыре раза. Женщина протянула его Эфире.

Девушка развернула его дрожащими руками. Это был еще один рисунок, но не человека.

Это была чашка. Она провела пальцами по детализированному карандашному рисунку изящной серебряной филигранной чашки, украшенной крошечными драгоценными камнями. Казалось, что ей место на столе какого-то древнего короля Бехезды.

Не чашки. Чаши.

Она медленно подняла взгляд от чаши на женщину.

– Это?..

– Глянь на обратную сторону, – сказала женщина.

Там Эфира нашла карту пустыни Сети, простирающуюся от побережья Восточного Пелагоса до Бехезды, и от северной степи Иншуу до самого Южного моря. Крошечные чернильные крестики отмечали десятки деревень в пустыне, о некоторых она никогда не слышала.

К нижнему краю карты был прицеплен кусочек пергамента со словами, написанными незнакомым почерком.

«Аран, – гласило письмо. – Боюсь, мы не можем помочь тебе в этот раз. Если Чаша и существует, поверь, ты не хочешь ее искать. Потому что ты найдешь только быструю смерть».

Эфира перечитала эти слова три раза, словно они могли измениться. Задолго до того, как она узнала о ее существовании, ее отец искал Чашу Элиазара. Все те разы, когда он уезжал с караваном, чтобы торговать в пустыне, в действительности он занимался этим? Ее сердце колотилось в горле.

– Что это? – прохрипела она. – Зачем мой отец искал Чашу Элиазара?

Женщина не ответила.

Эфира бросилась вперед, выбив отцовский альбом из рук женщины.

– Отвечайте мне! – крикнула она. – Если мой отец искал Чашу Элиазара, то это как-то связано со мной, не так ли? Почему я… почему мой Дар такой?

Женщина наклонила голову набок.

– Какой такой?

– Могущественный, – сказала Эфира. Слово оставило странный привкус на языке. Она не думала о себе как о могущественной, но доказательство было здесь, в этой деревне, выжжено на коже каждого человека, убитого ею.

Знал ли ее отец, на что способна Эфира? Верил ли, что Чаша как-то поможет контролировать ее Дар?

Женщина осмотрела комнату.

– Не вы с сестрой начали это. Бледная Рука и тот, что восстанет. Но именно вы это закончите.

Эфира вздрогнула, вспомнив слова Беру о последнем пророчестве. Век тьмы грядет. И мы ее приведем.

– Я всего лишь хотела спасти свою сестру, – сказала Эфира надрывающимся голосом. – Ничего из этого не должно было случиться.

– Но случилось, – ответила женщина. – И зная это, зная, какова цена, ты все еще хочешь спасти ее?

Эфира закрыла глаза:

– Да.

– Тогда тебе нужно закончить то, что начал твой отец, – сказала женщина. – Делай выбор.

Эфира глянула на карту в своих руках. Если бы она могла найти Чашу, то смогла бы спасти Беру раз и навсегда.

И в процессе могла бы обречь весь мир.

И, встретившись глазами с непоколебимым взглядом женщины, Эфира сделала свой выбор.