Похоже, он ожидал иной реакции. Возможно, думал, что я закачу ему целую сцену с истерикой и слезами.

— Кто же ваша невеста?

— Визарин Шмитт, — смущенно признался Фюке, и на его щеках проступил очаровательный румянец, словно господин барон до сих пор не имел права называть первую красавицу столицы своей будущей женой. Повезло так повезло — Визарин не имела недостатка в поклонниках, но все-таки выбрала именно Фюке.

Хотя как сказать… платья, украшения и выходы в свет могут изрядно истощить его состояние. Визарин из тех, кто предпочитает самое дорогое.

Я мысленно одернула себя: негоже язвить, когда хороший человек создает крепкую семью. В конце концов, Фюке как никто другой заслуживал счастья.

— Искренне вас поздравляю, дорогой мой, — я улыбнулась так, как могла бы улыбнуться старая тетушка, которая действительно испытывает чистосердечную радость за племянника. — Надеюсь, семейная жизнь принесет вам только радость.

На том и расстались — навсегда. Я прекрасно понимала, что в новой жизни моего бывшего поклонника не должно быть такого раздражающего фактора, как моя скромная персона.

Потом я зашла в небольшую, но очень модную и изящную кофейню и, заказав латте и мороженое, подумала, что у меня ничего нет. Ни какой-либо информации о Борисе Виттакере, ни понимания, что вообще происходит. А грядущая женитьба Фюке расстроила меня сильнее, чем я ожидала.

В конце концов, чему удивляться? Я же не рассчитывала на то, что Фюке будет волочиться за мной вечно. А свои мечты о любви и семейном счастье я давно засунула куда подальше.

— Латте, мороженое, — официант улыбался так сладко, что невольно начинало мутить. — Приятного аппетита, миледи.

— Благодарю, — холодно кивнула я и отломила ароматный золотистый кусочек мороженого. Что еще остается? Думать, вспоминать и есть…

Когда-то я верила, что счастье возможно даже там, где для него нет места. Наивная дурочка.

Все началось в тот день, когда я сообщила Альфреду, что беременна. Мне было страшно, как никогда, и я ожидала всего, но не того, что муж схватит меня за шиворот, выбросит из кресла на пол и начнет бить ногами. Я орала во всю глотку, корчилась на полу, закрывая живот — о это слепое стремление защитить свое дитя, даже нелюбимое и ненужное! — и понимала, что никто не придет ко мне на помощь.

— Сука западянская! Щенков мне своих волочешь? Думаешь со свету сжить и все тут унаследовать? Н-на!

К счастью, я ошиблась, и Альфреду не позволили забить меня до смерти. На мои крики прибежала Толстая Грета и Нико, дворецкий — вдвоем они оттащили Альфреда и какое-то время удерживали его, не то давая мне возможность сбежать, не то ожидая, когда с него спадет пелена ярости. Конечно, сбежать я не могла. К тому моменту, когда Альфред оттолкнул дворецкого, я уже давно потеряла сознание — чтобы прийти в себя через двое суток, каким-то звериным чутьем понять, что потеряла ребенка, и увидеть возле своей кровати незнакомого молодого человека в простеньком сюртуке деревенского врача.

Его звали Иган. Перепугавшись, что я умру от побоев, и за мою смерть придется отвечать, Альфред вызвал помощь — младшего сына одного из своих знакомых, недавно получившего диплом врача общей практики. Лежа под тонким одеялом и слушая полные искреннего сочувствия слова о том, что у меня произошел выкидыш, и я больше никогда не смогу забеременеть, я смотрела на Игана — высокого, крепкого, с мужественным спокойным лицом — и чувствовала, что за смрадным туманом, который окутал мою жизнь после свадьбы, поднимается горячее золотое солнце. В тот миг я поняла: есть кто-то, кто смотрит на меня как на живого человека — измученного, изломанного, но человека, а не вещь.

Тогда я не знала, что все это было игрой, затеянной Альфредом. Что Иган получил кругленькую сумму, чтобы соблазнить меня и дать Альфреду возможность совершенно законным образом избавиться от супруги-блудодейки. Конечно, Иган не успел воспользоваться деньгами — Альфред и не собирался давать ему такую возможность. Опасные свидетели долго не живут: молодой врач понял эту простую истину слишком поздно.

Мороженое растаяло, и я отодвинула серебряную вазочку. Что теперь вспоминать? Иган давно в могиле — стал первым, на ком Альфред проверил результаты своего проклятия и остался вполне ими доволен. А я вот жива. Привязана к министру инквизиции, который в определенном смысле страшнее моего мужа — и не понимаю, что делать со своей жизнью дальше.

Вздохнув, я сделала глоток кофе, удовлетворенно улыбнулась и машинально придвинула к себе глянцевые листки реклам, лежащие на краю стола. Некоторое время я вглядывалась в одну из них — «Такервитт: короли кондитерского рынка с 1345 года!» — а затем хлопнула себя по лбу.

Ну конечно же! Анаграмма! Должно быть, Борис был сыном или внуком Юргена Такервитта, Жирного Юргена, который действительно был королем сладостей. Каким манером Борис стакнулся с Эвгаром — еще предстоит выяснить. Я допила кофе и отправилась на Холм Вышеграда: старую часть города, в которой испокон веков селилась аристократия.

Я надеялась, что найду там хоть какой-то ответ.