Сам Могаба со своим штабом двигался в четверти длины колонны от ее конца. И вот же диво – он ехал верхом. Прежде главнокомандующий никогда не садился на коня.
Еще пуще, однако, меня удивил его скакун. Это был черный жеребец колдовской породы, из тех, которых Отряд привел с севера. Вот уж не чаяла увидеть такого живым. После Кьяулунских войн они как в воду канули. А этот не только цел и невредим, но и выглядит прекрасно. Идет с таким видом, будто поход нагоняет на него скуку, и это в его-то возрасте.
– Не стой разинув рот, – одернул меня Рекоход. – У людей просыпается любопытство, если они вызывают любопытство у других.
– Думаю, ничего страшного не случится, если мы немного поглазеем. Могаба наверняка считает, что заслуживает этого.
Могаба от макушки до пят был главнокомандующим и могучим воином. Высокий, отменно сложенный, с богатырской мускулатурой, прекрасно одетый, на холеном коне. Но проседь в волосах выдавала его возраст, и этот человек выглядел гораздо старше, чем при нашей первой встрече, случившейся сразу после того, как Отряд отбил Джайкур у Грозотени. Тогда Могаба предпочитал брить голову. Похоже, сейчас он пребывал в хорошем настроении, что было совершенно не свойственно ему в прошлые времена. Потому что Капитан, точно шмель, шустрил вокруг и сводил на нет все его усилия.
Когда главнокомандующий поравнялся с нами, его конь испуганно фыркнул и тряхнул головой, а затем чуть отпрянул, будто наткнувшись на змею. Могаба выругался, хотя он нисколько не рисковал свалиться.
Небеса разразились смехом. А миг спустя с них спикировала белая ворона и ловко уселась на верхний торец шеста, который нес личный знаменосец главнокомандующего.
Не прекращая ругаться, Могаба упустил из виду, что конь повернул голову в мою сторону.
Да еще и подмигнул, чертова скотина!
Наверное, это тот самый, на котором я много лет назад проскакала не одну сотню миль.
Я занервничала.
Кто-то из телохранителей Могабы выстрелил в ворону и промахнулся. Стрела упала неподалеку от Ранмаста, который не удержался от сердитого возгласа. Главнокомандующий отругал стрелка на все корки, выместив на нем злость.
Конь продолжал пялиться на меня. Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не броситься наутек. Может, все еще обойдется…
Белая ворона что-то прокаркала. Не исключено, что слова, но мои уши ничего не разобрали. Конь Могабы слегка вздыбился, вызвав новый поток брани, и пустился рысью.
На нас больше не обращали внимания. Все, кроме Сурувайи, жены Икбала, уткнулись взглядом в землю и прибавили шагу. Я потихоньку подобралась к Лебедю. Он до того разволновался, что даже заикаться начал. Но все же выдал шуточку насчет птиц, решивших свить гнездо на голове у главнокомандующего, хотя тот еще не памятник.
Над головой снова раздался смех. Ворона в далекой выси была почти неразличима на фоне сгустившихся облаков. Она все сильнее интересовала и беспокоила меня – жаль, что нет рядом никого, способного просветить меня насчет этой твари.
Уже не одно десятилетие появление ворон воспринимается в Отряде как дурное предзнаменование. Но конкретно эта птица, похоже, неплохо относится к нам.
Может, это и впрямь Мурген из другого времени?
Мурген, конечно, взялся бы охранять нас, но он наверняка даже в облике вороны нашел бы способ разговаривать с нами. Возможно, он пытается…
Если я права, то наша встреча с Могабой могла закончиться плохо и для Мургена. Его шансы на воскрешение сведутся к нулю, попадись мы в руки нашему давнему недругу.
50
Встреча с главнокомандующим задержала нас, и мы не смогли незамеченными отдалиться от дороги, прежде чем хлынул ливень. Зато он оказался настолько силен, что на нас уже никто не обращал внимания, кроме тех, кто находился совсем рядом. Мы сбились в жалкую кучку. Я вообще-то не щедра на сочувствие, но тут вдруг поняла, что жалею ребятишек Икбала.
– Сингх получит преимущество, если мы доберемся туда уже в темноте, – заметил Лебедь.
– Тьма приходит всегда.
– Чего?
– Афоризм обманников. Ночь – это их время. И Тьма приходит всегда.
– Ты, похоже, не слишком обеспокоена.
Я едва слышала его, очень уж шумел дождь.
– Вовсе нет, друг мой. Я уже бывала здесь. Местечко не из тех, что называют райскими уголками.
Роща Предначертания была сердцем Тьмы, благодатной почвой для безнадежности и отчаяния. Дыхание Тьмы разъедало душу любого, кто не был ее приверженцем. Те же, кто выбрал его своим святилищем, всегда чувствовали себя здесь прекрасно.
– Нет хороших или плохих мест, все они просто такие, какими их создала природа. Это люди бывают добрыми или злыми.
– Окажешься там – по-другому запоешь.
– Как бы мне прежде не потонуть. Может, укроемся наконец?
– Если найдешь крышу, я буду только счастлива.
Небо прорезала вспышка, оглушительно загрохотал гром. Вскоре и град посыплется, это как пить дать. Эх, мне бы шляпу пошире и попрочнее. Вроде тех, плетенных из бамбука, в которых нюень бао трудятся на рисовых чеках.
Мне едва удавалось различить Рекохода и Радишу. Не оставалось ничего другого, как следовать за ними – в надежде, что они сами следуют за кем-то, кого различают. И еще я очень надеялась, что никто у нас не собьется с пути и не потеряется, особенно с наступлением темноты. И что вернувшиеся из Семхи ребята окажутся там, где должны быть.
Когда посыпались градины, из мрака вынырнул Икбал. Он пригибался, силясь уклониться от жгучих ледышек. Я делала то же самое, но почти безуспешно.
Икбал прокричал:
– Налево, вниз по склону! Там купа вечнозеленых деревьев. Лучше, чем ничего.
Мы с Лебедем ринулись в указанном направлении. Градины падали все гуще, по мере того как молнии сверкали все ближе и гром грохотал все громче. Но хоть воздух посвежел.
У всего есть своя хорошая сторона.
Я поскользнулась, упала, покатилась и… оказалась среди деревьев. Там уже были дядюшка Дой и Гота, Рекоход и Радиша. Икбал у нас известный оптимист – я бы не решилась назвать это деревьями. Разве что кустами, которые были о себе слишком высокого мнения. Ни одно растение не достигало даже десяти футов, и, чтобы воспользоваться спасительной сенью, нужно было распластаться на мокрых иголках. Но ветки не защищали от градин, которые с шумом проскальзывали между ними. Едва успев спросить, что с
