Эш вздохнул и вновь принял позу, от взгляда на которую у нормального человека начинали ныть все связки и мышцы тела. У магика после таких посиделок тоже болело все, что могло болеть, но он гордо не показывал виду — все же статус единственного монаха горы Мок-Пу обязывал.

К тому моменту как закатный Ирмарил уже обласкал западный край неба, в палату вернулась АнаБри. Ведьма решительной, но все столь же пленящей и плавной походкой подошла к клетке.

— Через несколько часов мой сосед явится сюда, — произнесла сидхе.

Эш промолчал. Хельмер так и не явил своей помощи и все, на что мог надеятся волшебник — так это собственный ум. Увы, магик никогда не слыл умником или просто смышленым парнем.

— У тебя все еще есть шанс, волшебник, — голос её, сладкий и нежный, он заволакивал сознание мешая трезво мыслить. — Одно лишь твое слово и я смогу спасти тебя.

Пепел взглянул в её глубокие, синие глаза и не придумал ничего лучше, кроме как сказать:

— Исполнишь ли ты последнее желание?

На миг лицо АнаБри засветилось победной гордостью, но ведьма быстро вернула доброжелательную, сочувствующую маску.

— Я исполню все твои желания, мой несчастный Пепел.

— Ты поняла о чем я.

— Что ж, — кивнула фейре. — Говори.

— Позволь мне выйти из клетки, — чуть ли не взмолился Эш. — Я не хочу умирать в плену.

— Глупый, — улыбалась она. — Ты не умрешь. Покой — не смерть.

“Покой хуже смерти, — подумал волшебник и промолчал”.

Тянулись секунды, сменяясь минутами. АнаБри о чем-то напряжено размышляла, пока, наконец, не пришла к единственно верному (для Эша) решению. Леди взмахнула рукой и клетка взорвалась хороводом снежником. Волшебнику никогда не нравились эти картинные взмахи. По мнению бывшего генерала чувственный, страстный ударом посохом по полу куда лучше отражают волю и эмоции магика. Хотя, возможно, Эш так считал лишь потому, что взмахом руки не мог даже муху убить — сноровки не хватало.

Эш выпрямился и ведьма непроизвольно скривилась — настолько ей был противен хруст суставом и поясницы. Волшебник прокряхтел нечто нецензурное и сморгнул выступившую от боли слезинку. Просидев в одной позе целую неделю, без еды, а вместо воды выпивая по полкружки талой воды, Эш представлял собой еще более жалкое зрелище чем обычно. Сухие, тонкие руки, черные синяки под глазами, впалые щеки, трясущие пальцы и торс, на котором вполне удобно проводить анатомические лекции.

Пепел покачнулся, но Ана’Бри с изящностью придворной леди легко поддержала будущего слугу. Именно этого и добивался волшебник. В этот миг, краткий миг, руки ведьмы оказались заняты пусть и костлявой, но все же не легкой тушкой пленника.

Эш вытянул вперед руку и позвал свою вторую, во всех смыслах этого слова, половинку. Посох вспыхнул словно сухая ветка, еле слышно закричал и рванулся было к товарищу, но его крепко держала магия сидхе.

Глаза Ана’Бри потемнели, и она скинула с себя магика. Эш не успел сгруппироваться и при падении из легких вышибло весь воздух. Волшебник зашелся страшным хрипом, царапая горло и почерневшую от холода грудь.

— Безумец! — ярость ведьма оказалась столь сильна, что некогда прекрасные покои обросли ледяными пиками и иглами, становясь больше похожи на пещеру злой колдуньи. — Я предлагала тебя себя и свое королевство, а ты отказался?!

— Приключения, — процедил Эш.

— Что?!

— Покою я предпочитаю приключения! — выкрикнул Пепел, а губы сами собой сложились в насмешливую улыбку.

Слово огня вспыхнуло, сердце забилось чуть живее и магик смог кинуть в ведьму маленькую, миниатюрную огненную спицу. АнаБри и бровью не повела — чары истаяли не преодолев и пяти дюймов пространства.

— Идиот! — в пещере закружилась метель и очертания ведьмы стали постепенно истаивать все усиливающемся буране. — Ты смеешь издеваться над великой сидхе?! Хозяйкой Зимнего Сада?!

Такой всепоглощающей, леденящей душу ярости Эш не помнил даже во времена ученичества у Синего пламени. Что ж, возможно это как-то связано с тем, что Ана’Бри все же женщина, а у них ели ненависть, то такая, какой и Повелитель Демонов позавидует.

— Умри, червь!

Ана’Бри склонилась над волшебником. Её глаза из темных стали черными, будто два окна в безлунную зимнюю ночь. Слово, страшное, всеобъемлющее Слово зарождалось в легких, стремилось по гортани. Отзвуки его уже плясали на кончике языка ведьмы, и даже они внушали ужас Пеплу, сотрясали вечные стены Грэвен’Дора, порождая эхо звенящее даже на пороге Седьмого Небо.

Будь с волшебником его верный деревянный спутник и быть может, лишь быть может, он смог бы противостоять власти Слова, способного оборвать существование любого смертного существа. Но посох, п усть и рвался на свободу, оказался не свободен преодолеть чары Ледяной Ведьмы. Я бы с гордостью сказал вам, что Пепел был готов встретить смерть без страха, встретить как подобает мужчине… Что ж, это не так.

Эш закричал с такой силой, на какую никогда не были способны его небольшие легкие. Закричал со всей отчаянностью, со всей самоотдачей на какую только способно создание, стоящее на грани вечной черноты и забвения. Знай Пепел, что мольбы возымели бы эффект, он бы молился всем богам, всем демонам и даже самим Темным, но юноша понимал что это бесполезно.

Боги не спустятся из небесных чертогов ради спасения “левой руки”; духи не явятся на зов одного из немногих смертных, кто умел с ними говорить; да и среди смертных не найдется того, кто рискнул бы своей жизнью ради “демона в человеческом обличии”. Как никогда отчетливо Эш понял что безмерно, безумно одинок на безымянной планете, безжалостно опаляемой светом лучезарного Ирмарила.

Первый звук, сорвавшийся с губ АнаБри остановил сердце волшебника и крик потонул в предсмертном хрипе. Вторым она бы разорвала связь души с телом, но вдруг все стихло. Осела метель, пропала пурга, исчез буран и очертания ведьмы проступили сквозь пелену, застилающую взор Пепла.

Сидхе с недоумением смотрела на черное жало, пробившее её затылок и вышедшее через гортань, разрезавшее язык и раздробившее зубы. Адамантиевый наконечник провел древко зачарованный стрелы почти на семь дюймов. Спустя меньше чем мгновение еще одно жало показалось из горла, потом из сердца и, наконец, из солнечного сплетения.

Не прозвучало ни вскрика, ни стона, ни предсмертного проклятья. Глаза АнаБри остекленели, а следом сидхе рассыпалась словно разбитая хрустальная ваза.

Алиса, буквально подлетевшая к Эшу, скороговоркой произнесла целительное заклинание.

— Схххх! — именно с таким звуком несостоявшийся мертвец втянул воздух.

— И чего так кричать? — Лари отчаянно прыгал на правой ноге и страстно дырявил мизинцем левое ухо. — Демон, да у меня контузия!

— Четыре стрелы за раз? — поинтересовалась Мери.

Тулепс лишь с гордостью выпятил подбородок и стукнул себя кулаком по богатырской груди.

— Ненавижу зиму, — проскрипел Мервин, в который раз вынимавший из бороды многочисленные снежинки и льдинки.

“Пни” откровенно говоря валяли дурака, делая вид что только что не одолели великую