что его как не бывало.

В такие времена ставишь перед собою действительно жизненно важные вопросы. Если я сам еще оказался в состоянии все это перенести, то мог ли я лучше защитить членов своей семьи от таких страданий? Им выпала тяжкая доля. Вы наблюдаете, как болезнь вашей жены все обостряется — первый сердечный приступ случился у Мэри менее через три месяца после моего увольнения, — и вам становится страшно. Жестокий человек и жестокий рок вторглись в вашу жизнь и всю ее перевернули.

После увольнения мне было очень муторно, я все ждал, чтобы кто-нибудь позвонил и предложил: «Давайте встретимся и выпьем чашку кофе, мне ужасно неприятно, что все так произошло». Однако большинство моих друзей в компании покинуло меня. Это было для меня величайшее потрясение в жизни.

До известной степени я понимаю их отношение. Не их вина, что компания представляла собой диктатуру. Они действительно рисковали потерять должность, если бы продолжали поддерживать связи со мной. У них были закладные на свои дома, и у них были дети, о которых надо было заботиться.

А что же сказать о членах совета директоров? Эти дяди были подлинными стражами «Форд мотор компани». По идее, им надлежало представлять собой систему сдерживающих и уравновешивающих сил, в задачу которой входило не допускать вопиющие злоупотребления властью со стороны высшего руководства фирмы. Но на мой взгляд, их позиция сводилась к следующему: «Пока мы в безопасности, пока нас не трогают, мы станем следовать за лидером».

Почему они, когда Генри предложил правлению сделать выбор между ним и мною, позволили ему уволить человека, к которому питали столь глубокое доверие? Быть может, они не в состоянии были помешать моему увольнению, но по крайней мере некоторые из них могли бы подать в отставку в знак протеста. Никто из них так не поступил. Ни один не сказал: «Это возмутительно. Человек добывает нам пару миллиардов в год, а вы его увольняете? В таком случае и я ухожу».

В этом заключается одна из тайн, которую я хотел бы до конца жизни раскрыть, а именно: как удается членам совета директоров по ночам спокойно спать? Почему в самом деле Джо Каллмэн и Джордж Беннет, Фрэнк Мэрфи и Картер Берджес не воспротивились решению Генри Форда? До сих пор не могу постигнуть, как могли члены совета директоров объяснить свое решение самим себе или кому бы то ни было.

После того как я покинул компанию, лишь Джо Каллмэн, Мэриэн Хискелл и Джордж Беннет перекинулись со мной несколькими словами. В тот день, когда я официально вступил на свой пост в корпорации «Крайслер», Мэриэн позвонила мне и пожелала удачи. Она была настоящая леди.

В добрых отношениях мы остались с Джорджем Беннетом из фирмы «Стэйт стрит инвестмент». Он мне сказал: «Знаете, если бы у меня хватило мужества, я бы ушел вместе с вами. Но я возглавляю пенсионный фонд Форда, и меня бы сразу же отстранили, если бы я последовал за вами в „Крайслер“».

После смерти Мэри я получил письмо от Билла Форда и записку от Франклина Мэрфи. И это было все. После всех долгих лет совместной работы это была единственная весточка от членов правления компании «Форд» в дни моей скорби.

На годичном собрании акционеров, последовавшем за моим увольнением, Рой Кон поднялся и задал Генри вопрос: «Какую выгоду вы принесли держателям акций увольнением Я кокки?»

Но Генри лишь улыбнулся и ответил: «Совет директоров поддержал мое решение, а остальное — это конфиденциальная информация».

Мое увольнение привлекло большое внимание за пределами компании. Уолтер Кронкайт, излагая подробности случившегося в программе вечерних новостей Си-би-эс, заметил, что «все это похоже на остросюжетный роман из жизни автомобильной индустрии». Газета «Нью- Йорк таймс» в репортаже на первой полосе охарактеризовала мое увольнение как «одно из самых драматических потрясений в истории „Форд мотор компани“». Поскольку сама история была весьма бурной, такой комментарий говорил о многом.

Мне доставила особое удовлетворение передовая статья в «Отомоутив ньюс». В ней отмечалось, что мое годовое жалованье составляло один миллион долларов и что «по всем показателям он (то есть я) честно заработал каждый пенни». Не критикуя прямо Генри, передовая констатировала: «Лучший игрок в команде автобизнеса теперь вольная птица».

Многие видные журналисты охарактеризовали мое увольнение как тревожный и труднопостижимый факт. Джек Иген, выступая на финансовой полосе «Вашингтон пост», писал, что сам по себе способ увольнения «поднимает вопрос о том, в какой степени такое гигантское предприятие, как „Форд мотор“, управляется, подобно обособленному герцогству, по прихоти одного человека».

В городе Уоррен, штат Род-Айленд, местная газета высказалась в том же духе. Процитировав из сообщения «Уолл-стрит джорнэл» о моем увольнении то место, где говорилось, что «мой самолет летел слишком близко от самолета № 1 ВВС», [24] автор колонки писал: «Становится страшно, когда подумаешь, будто Форд в Америке столь велик, что любой его поступок сказывается на жизни всех американцев. А то, что происходит в компании „Форд“, очевидно, подвластно лишь одному самонадеянному старому человеку, который ни перед кем не несет никакой ответственности. Он просто поступает как ему заблагорассудится».

Николас фон Хоффман, обозреватель синдикатного печатного агентства, пошел еще дальше. Обозвав Генри «шестидесятилетним недорослем», он вывел обобщение: «Если должность человека, подобного Якокке, не гарантирована ему, можете ли вы все быть уверены в сохранении своей работы?»

Как только весть о моем увольнении распространилась, взбунтовались дилеры. Особенно расстроился Эд Малэйн, дилер из Бергенфилда, штат Нью-Джерси, являвшийся президентом Союза дилеров компании «Форд», который насчитывал 1200 членов. Еще раньше Малэйн заподозрил, что со мной не все ладно. Он по собственной инициативе обратился к Генри и ко всем членам совета директоров с письмом, в котором высказался за оставление меня на посту президента. В ответном письме Генри велел ему не лезть не в свое дело. Однажды, проходя мимо кабинета Генри, я услышал, как он орал кому-то по телефону: «Якокка встретился с этим сукиным сыном Малэйном и подговорил его написать это письмо». Разумеется, ничего подобного я не делал.

После моего увольнения Малэйн развернул кампанию за возвращение меня на пост президента и за введение в состав членов правления представителя дилеров. Он подсчитал, что общий размер капиталовложений всех дилеров фирмы в свои предприятия достигает почти 10 миллиардов долларов, и доказывал, что именно я способен наилучшим образом защищать такой объем инвестиций. Позднее тем же летом он действительно предпринял попытку организовать коллективный протест тех дилеров, которые были акционерами компании, но эта попытка провалилась.

Хотя усилия Малэйна, преследовавшие цель восстановить меня на президентском посту, успеха не имели, существовали признаки того, что в компании возникли опасения относительно сохранения ее дилерского корпуса после моего ухода. На следующий день после моего увольнения Генри разослал всем дилерам компании «Форд» в США письмо, в котором заверял, что их интересы не пострадают. В письме, в частности, утверждалось следующее: «Наши операции в Северной Америке возглавляют способные администраторы, которые хорошо вам известны и которые полностью учитывают ваши требования и требования розничного рынка». Разумеется, если бы это действительно соответствовало истине, не было бы необходимости в рассылке такого письма.