— Признаться, когда Элеарх схватил урну, — протянула владычица, — я списала тебя со счетов и посчитала игру проигранной. Умно — уничтожить энергию, способную освободить Кериарха и приблизить возрождение кровавого ангела в его полном могуществе. Не достанься же ты никому. Теперь он никогда не вернётся в этот мир таким, каким был. Великая жертва, Ринельгер. Я считала, что вы не способны на неё.

— Не способны. Я просто решил не рисковать, — её прикосновение ускорило процесс регенерации, и Ринельгер уже мог твёрдо говорить и спокойно дышать.

— Тем не менее, ты это сделал.

— Сделал, но какой ценой. Когда я прикоснулся к чёрной крови, — он вытянул руку, и владычица поморщилась, — когда я её тронул, я увидел, что Верон был ещё в теле… что он боролся с Лицедеем. Один из двух известных Одарённых погиб, мы безвозратно его потеряли. Я даже этого не знал… не мог знать. Не мог знать всю глубину отчаяния Лицедея. Мне их жаль, Адалхеидис. Жаль, что наше самое благороднейшее наследие погибло в твоих сетях интриг и интриг твоих бывших слуг.

— Роль духа и мальчика сыграна, Ринельгер. Так какая теперь разница? Самое главное ты совершил. Зло побеждено.

— Зло побеждено? — фыркнул Ринельгер. — Зло, что я увидел, пылало в лицах Эриганна из Ласанны, Кассии-Ветер, легионеров и рубиновых наёмников. Бездушные проклятые, порабощённые Хаосом дриады, чудовища — пешки запутавшихся фанатиков, они не зло. А твой древний ангел ничем не хуже нас или тебя, погнавшую норзлинов на Рунайро… Зло победит сейчас в любом случае.

— Я — зло, Ринельгер? — её губы сжались, а в глазах мелькнуло отвращение. — Неужели я управляла всеми вами? Неужели я вложила в твою десницу этот замечательный клинок, которым ты расколол голову девчонки Неллы? Или я управляла тобой, когда умирал Зерион?

— Я не отрицал своих преступлений, — прошипел чародей, — и за часть из них уже расплатился.

— За иную часть ты будешь платить долго, — она ядовито улыбнулась. — Поток стал моим, Ринельгер. Твои боги мертвы и их останки рассеяны в течении энергии. Предатель, цеплявшийся за энергию дракона, ушёл вслед за ними и больше мне не мешает. Моя свобода — вопрос времени.

— Ты не одинока в могуществе, — теперь улыбнулся Ринельгер. — Недра и воды Родины полны могущественных существ, верных идеям богов-прародителей. Осталась последняя сущность кровавого ангела. Если уж я смог помешать его планам, то что может сделать пробудившийся дракон Мощи?

— Блеф не твой конёк, кровавый чародей. Все драконы Мощи были сокрушены смертными.

— Комета — знак рождения кого-то могущественного… нового дракона Мощи, — протянул Ринельгер. — Война Века Слёз дала трещину не только твоей темнице. Пять лет назад гарнизон драконоборцев стоял в Дредринаре, где покоился Некрос. Ты проиграла уже, когда отмахнулась от сородичей. Цинмар загонит тебя обратно. Как и завещала моему соратнику Матерь Маредора.

— Матерь Маредора, — она улыбнулась снова, злобно и хитро. — Маредор, «Старый Край» с моего наречия. Ты мне нравишься, Ринельгер, поэтому я снова приду к тебе, чтобы в последний раз призвать на службу. Это случится скоро, а пока похорони тех, кого ты любил, и мучайся этим, утони в скорби, и в ней ты увидишь моё отражение. В багровых мазках, в стеклянных глазах павших, в разрушенных крепостях и городах — везде буду я. Иди на север, к могиле Варолии, и присягни новой владычице Цинмара. Это только начало, пролог моего царствования, Ринельгер. И всем этим я могу быть благодарна тебе и твоей мёртвой подружке. Мой бедный, истерзанный герой… я обниму тебя там, на севере. И кровавые слёзы перестанут течь из твоих глаз.

Владычица обратилась в багровую дымку и рассеялась. Остатки наваждения сошли, и Ринельгер почувствовал мокрые дорожки на лице, у носа и губ. Он лизнул засыхающую кровь и глубоко выдохнул. Смертельная хватка Элеарха ушла, а рана, наконец, затянулась.

В темноте мелькнул под светом блуждающего огонька клинок керамарийского меча, лежавшего в паре шагов от лестницы на центральную платформу. Ринельгер услышал возню у врат, что-то зашевелилось, хрустя затёкшими суставами. Вильмонд вышел на свет, похрамывая и сжимая самострел. Чародей безразлично посмотрел на него — красный окуляр вороней маски скрывал глаза её обладателя. Он приблизился к лестнице, перехватил самострел одной рукой, а другой поднял керамарийский меч. Мортусу, кажется, стало всё равно на окружение, он не стал даже смотреть в сторону упавшей колонны, сложил осторожно меч на плечо и быстрой походкой направился к воротам.

Когда шаги окончательно стихли, Ринельгер сжал ручку серпа и с его помощью поднялся на ноги. Слабым движением чародей зажёг на кончике лезвия огненный шар и запустил его туда, где лежала Кассия. Смотреть, как пламя пожирало останки любимой женщины, он не стал.

Комната с крюками встретила его гробовой тишиной, храня в стенах отзвуки прошлых трагедий. Ринельгер покинул её опустошённым, встал у входа и провёл мечом по незаживающему рубцу на ладони. Его могущества хватит, чтобы обрушить жилище проклятого некроманта. Камень затрещал, алые искры кровавых чар побежали по высоким, покрытым вечным мхом стенам. Башня раскололась на четыре части и с грохотом рухнула, оставив только арку входа.

Ринельгер развернулся к роще и поднял лицо к горящему небосводу. Снежинки падали на его лицо и таяли, не повреждая кожу — Хаос всё также царил, но стал милостивее к тем, кто продолжал жить под его куполом.

Между деревьев со стороны реки возникла тень — одна единственная, стройная даже в легионерской кирасе. Опираясь на длинный меч, Сенетра продиралась сквозь пепельно-снежные сугробы, высматривая башню. На душе Ринельгера приятно защипало, и он, засунув серп в пояс, поспешил навстречу подруге.

***

5 год Тёмного Века.

«Ныне, по прошествии стольких лет, я могу здраво оценить последствия того, что случилось в Ветмахе. Могла ли я охватить всю важность битвы за город и башню в первую неделю после? Нет, конечно, нет. Моё человеческое естество, прежде всего из-за горького вкуса победы погрузило меня в скорбь, сравнимую с той, когда исчезла Дева Аммелит. Происходившее вокруг меня на рубеже 4–5 годов Тёмного Века, между тем, имело колоссальное значение для мира брошенным жребием — богиня кинула монету, и кинула высоко.

Жестокий урок дала мне беспощадная Родина, отняв у меня прошлую жизнь, убив тех, кто был мне небезразличен, и показав одно из самых ужасных проявлений незримой для смертного борьбы Порядка и Хаоса, прошлого и настоящего. Она стёрла мои цели, изменила моё будущее. Так, как завещала мятежная королева, я действовать уже не стала.

Страницы же этой главы, несомненно, посвящены чародею Ринельгеру — я знала его именно таким: одиноким, беззаветно потерянным, верным лекарем Ригальтерии. Он был героем неназванным — не таким,