Одержимый метнул глефу, Ринельгер кровавым бичом отбросил её, и оружие демона исчезло в бездне. Чародей схватил ручку серпа, коснулся его лезвия. Лицедей кинулся на него в иступлении, теряя над собой всякий контроль. Ринельгер неуклюже увернулся, с разворота полоснул горящим клинком шею Верона. Демон успел его достать — теневые чары, словно последний вздох, сбили Ринельгера с ног и отправили прямиком к обрушенной колонне, на которой распласталась Ветер. Изрыгнув изо рта и ноздрей чёрную энергию, Лицедей завалился спиной на балюстраду и рухнул в бездонную пропасть.

Последний выпад, полный отчаяния и остаточной энергии, выбил из Ринельгера дух, кровавая завеса, овладевшая им, спала, освобождая от демонического наваждения. Он рухнул и судорожно вздохнул.

Чертоги наполнились гробовой тишиной, и Ринельгер слышал только собственное прерывистое дыхание. Он подполз к поваленной колонне, прикоснулся к кровавому следу на ней, обжигая пальцы, и перевалился через неё. Ветер прислонилась спиной, устремив взгляд в потолок. Её маска треснула, ураган исчез, оставив после себя простую серую поверхность. Ринельгер через силу поднялся, дрожащей рукой коснулся осколков, из-под которых торчал аккуратный бледный носик, и скинул их.

— Кассия, — хриплым голосом произнёс чародей, — Кассия…

Её голубые глаза измученно уставились на него, губы задрожали, и слезинка пробежала по бледным, словно мёртвым, щекам.

— Рин, — прошептала она. Слова не лезли, она проглатывала окончания, жизнь медленно покидала кровавую чародейку.

Ринельгер двумя руками коснулся её лица, сжал веки и задрожал, не сдерживая себя.

— У богов есть чувство юмора, — шептала Кассия.

— После всего того, что произошло, — тихо сказал он сквозь зубы, — ты говоришь о чувстве юмора у богов? Кассия, ты разбила мне сердце. Во второй раз. Ты вытянула из меня жизнь тогда, когда исчезла, не оставив ни весточки. И её остатки сжигаешь сейчас… почему? Почему ты молчала? Неужели он… контролировал тебя настолько крепко?

— Контролировал? — выдохнула тяжело Кассия. — Я чувствую крепкую хватку Кериарха даже сейчас… но нет… я виновата. Они не могли мне ничего сделать, только шептать и искушать. Я во всём виновата, — она горько зажмурилась, хлопнув влажными ресницами. — Виновата, что игралась с тобой. Не брала в расчёт, что мы оба смертны. Не ожидала, что всё обернётся вот так. Поддалась рождённому в моём сердце безумию, а он… этот голос его подхватил. Я не могла рисковать, не могла раскрывать имя даже тебе. Клятва магистра, Рин, которую нельзя нарушить и не погибнуть. Но я… — она задрожала, по её белоснежному лицу побежали слёзы, — каждый день с тех пор, как нашла тебя в Кеинлоге, живым, здоровым, я не могла найти себе место. Хотела намекнуть и делала это не раз. Ты был слеп в уверенности, что я погибла.

— Кассия, ох, Кассия, — Ринельгер прижал её лоб к своему, — зачем ты в это встряла? Зачем ты натворила столько бед? Ради власти?

— Ради мира… ради Родины я сложила на алтарь всё.

— Даже нас с тобой. С фанатизмом, достойным тебя, ты вошла в костёр и сгорела, Кассия. И сожгла вместе с собой меня, моих друзей. Ты запуталась в голосах, не смогла выбраться и потянула целый легион за собой. А мне… мне, — он сжал скулы, прикрыл глаза, — мне ты оставляешь пустоту.

— Ты не простишь меня, Рин, никогда, — она тяжко вздохнула. — Я не прошу тебя меня простить. Я заслужила твою ненависть… но, пожалуйста, будь со мной сейчас… в последний раз. Останься здесь со мной, любовь моя…

Ринельгер откинулся на спину, прижавшись к колонне. Пустил чары на Кассию, чтобы облегчить её боль, и осторожно сложил на вытянутые ноги. Запустил руку в её светлые кудри, запутался пальцами в них. Она умирала на его руках, сжимая его запястье. Агония, на которую он не мог смотреть, началась. Кассия вздрогнула, зацарапала его через рукав мантии… Она уже не слышала, как Ринельгер громко зарыдал, прижимая её к себе. Всё кончилось спустя, казалось, вечность. Она стихла, хватка её ослабла… И умерла.

— Кассия… Моя милая Кассия…

***

Нетронутая катаклизмом, огненными осколками павшим на Цинмар, одинокая башня чёрным клином возвышалась среди мёртвых дубов над ровным пепельно-белым полотном. Жизнь покинула это место, и лишь ветви, шелестящие от поднимающегося ветра, нарушали гробовую тишину.

Кони отказались везти всадников дальше, и Вильмонд решил оставить их у берега Реи. Мортус помог Элеарху выбраться из седла, и пастор Культа, поднабравшись к этому моменту сил, направился к чёрной башне.

— Подготовь стрелы, ворон, — произнёс он, нетерпеливо шагая через сугробы. — Лицедей уже здесь.

Вильмонд настороженно огляделся — у входа под тонким слоем снега и пепла лежали растерзанные легионеры Ветер. Он зарядил самострел и крепко сжал приклад.

— Лицедей наш покровитель, — неуверенно сказал мортус. — С ним Ширен… если сделка ещё не совершена.

— Ширен и всякий смертный на службе духа ныне проклятый, — Элеарх, ступив на лестницу, на мгновение остановился и прислушался. — Хотя он больше не дух и не наш покровитель.

— Демон, — остатки мужества испарились, и Вильмонд сделал шаг назад.

— Боишься, ворон? — усмехнулся Элеарх. — Покуда я стоял во главе Культа, ожидая, когда смогу исполнить своё предназначение, шла служба Некросу. Надо отдать должное Стражам — их дитя обладало поразительным интеллектом и изощрённой фантазией, рождавшей самых невероятных чудовищ и духов.

— Лицедей его порождение. Дитя Повелителя Смерти.

— Нет, куда более могущественного существа, в одно из бывших логовищ которого мы идём. Не бойся, ворон. Я далеко не смертный чародей… и мы либо встретимся с иссушённым после боя демоном, либо с израненным магистром. Просто не высовывайся и стреляй метко.

Он скрылся в дверном проёме. Вильмонд проскрипел зубами, глубоко вздохнул и молча последовал за спутником, готовя орицвалский самострел к скорому выстрелу. На втором этаже, увешанным крюками и ржавыми цепями, светилась синеватым арка портала. Элеарх поднёс к ней руку, что-то утвердительно промычал и прыгнул за завесу. Вильмонд скривился. Прислушался: стояла просто-таки мёртвая тишина, дополняемая совершенно неуютной, щекочущей смычком страха по струнам нерв аурой. Мортус тихо выругался — совсем как Ширен — и влез в портал.

Ринельгер не знал, сколько просидел, прижимая к себе холодеющую Кассию. Пустота внутри него пожрала затухающие искры жизни — но прежде чем спокойно испустить дух, чародей должен сделать последний рывок. Трепетно, будто Кассия спала, Ринельгер осторожно сложил её светловолосую голову на плитку пола.

Он выпрямился, стараясь не замечать боли в рёбрах и чуть ниже бедра, под сапогом захрустели осколки маски Ветер, и обошёл колонну. Урна энергии, удерживающая Кериарха, одну из сущностей кровавого ангела владычицы Керамара, светилась и настороженно переливалась. Если слова Адалахеидис верны, то охранные руны могут быть настолько нестабильны, что есть риск их активации от любого всплеска Мощи рядом. Нужно было просто дождаться, пока она придёт. Просто подождать.