Антониан черкнул кончиком меча по морде зверя, гахтар встал на задние лапы и рывком отбросил его на несколько шагов. Юноша перекатился, сжимая зубы от боли в боку, и вскочил на ноги. Зверь медленно приближался, высунув язык и облизывая им нижние клыки. Тьма расступалась, обнажая облезлое тело чудовища, покрытое язвами и клочками тленной шерсти. Глаз отчётливо горел на абсолютно белой конской морде.
Он бросился в сторону, заскочил на прилавки и, сметая перед собой полки и шесты, стремительно атаковал. Антониан взмахнул мечом, но промахнулся и подставил левую руку. Челюсти погнули пластинчатый наруч, железо больно впилось в кожу, разрывая стеганый рукав. Гахтар рванул на себя, и юноша с воплем вонзил клинок по самую рукоять в предплечье зверя. Он зарычал, с болью и отчаянием, но не разомкнул челюсти. Тёмная оболочка окончательно рассеялась, и Антониан даже почувствовал скорую победу.
Гахтар, словно разъярённый бык, попытался смахнуть с себя человека и оторвать ему руку, но тот крепко вцепился в рукоять глубоко вонзённого меча. Зверь глухо рыкнул и понёсся на торчащий одинокий шест. Антониан заскрипел зубами, повернул клинок в ране, и хватка ослабла. Вырвав руку из челюстей, юноша прыгнул в сторону, перекатился и, не обращая внимания на новые раны, снова вскочил, вздымая клинок перед собой. Послышался треск древесины, и шест рухнул куда-то вглубь рынка.
Яростное рычание пробрало Антониана насквозь — он почувствовал всю злобу, всё раздражение зверя. Гахтар боком повалил остатки шеста и, вытянув голову, совсем по-волчьи завыл. Юноша воинственно закричал, блеснул клинок, и он бросился в атаку. Чудовище рванулось в сторону, наскочило сбоку. Антониан выставил меч перед собой, удерживая мощные челюсти зверя подальше от лица. Гахтар клацнул зубами по серебру, приложился всей недюжей мощью в попытке сломать клинок. Антониан упал на колени, в глазах от напряжения выступили слёзы. Зверь встал, передние лапы когтистыми пальцами сомкнулись на запястьях юноши.
— Я т-тебя… не боюсь…
Он не выдержал, гахтар повалил его на землю. Руки с клинком заёрзали, на лицо закапала чёрная кровь порождения ужаса. Ещё чуть-чуть, и зубы сомкнутся на его голове. Зверь вдруг взвыл, отпустил запястья и встал на задние лапы, взревев от боли. Антониан повернулся — Сандрия с окровавленным обломком шеста отшатнулась к прилавку.
— Сестра-а-а, — промычал юноша, переворачиваясь на спину.
Гахтар резко развернулся, посылая вокруг себя волны обжигающей ярости, и рванулся на неё. Антониан сквозь зубы выругался, рубанул под ногами чудовища, но промахнулся. Зверь в двух скачках настиг Сандрию — та ткнула его прямо в шею шестом, загоняя оборванный наконечник в плоть. Гахтар одним ударом сломал его пополам, а вторым размашисто вогнал когти в бедро белокурой остварки. Сандрия пискнула, и зверь со всей силы отбросил её, словно тряпичную куклу, в груду разрушенных прилавков.
Антониан закричал, злость затмила рассудок, до боли в костяшках пальцев он сжал серебряный меч и вогнал его по самую рукоять в сердце зверя. Гахтар грозно захрипел, слезая с клинка, из его пасти хлынула чёрная кровь вперемешку с тёмным паром. Антониан откинул меч, развёл руки — но зверь отступил на пару шагов и рухнул на каменную площадку.
Юноша, не веря увиденному, замер, жадно глотая воздух и высунув язык. Звуки притихли в его голове, битва за Ветмах велась будто бы где-то очень далеко. Он развернулся, не отрывая от земли сапог, и, прихрамывая, добрался до кучи рухляди, где лежала его сестра.
— Я же г-говорил т-тебе, Сандрия, — Антониан упал перед ней на колени, прикрыл собой от падающего пепла, встав на четвереньки во что-то мокрое. — Чтобы ты бежала… ничего, сейчас… сейчас сходим к лекарю. К этому кровавому чародею… он и мёртвого может поднять. А твои царапины… ему не почём.
— Братик-братик, Антониан…
Он опустил взгляд — его ладони вязли в луже крови, разливающейся под телом Сандрии. Её лицо, грязное, покрытое сажей, украсил мазок свежей багровой дорожки, текущей из виска. Антониан зажмурился, тяжело задышал.
— Нет, с тобой всё хорошо, — мотнул он головой.
— Я так горжусь тобой, братик, — выдохнула Сандрия. — Ты такой, какой был наш отец в моих снах… Герой, победивший ужасного зверя. Помнишь… норзлинская песнь… «Странник прервал зловещий рёв… скинул зверя в заснеженный ров…»
— «…Юные девы песнь поют, боги зверя к ответу зовут», — протянул Антониан. — Это про нас, Сандрия. Сестрица, пожалуйста, вставай. Пойдём. Пойдём к лекарю… Он где-то в городе. Рядом с магистром.
— Мама её пела, — она улыбнулась, а в её голубых глазах отражались падающие на город звёзды. — Она меня ждёт… и тебя тоже. Она нас очень любила. Пойдём со мной, братец… к свету. Туда, где мама. Мамочка…
Взгляд её покрылся льдом, свет в монолитно чёрных зрачках погас. Губы Антониана задрожали. Его маленькая сестричка, измазанная сажей девчонка-сорванец, сейчас громко хохотала, и смех со звоном в ушах заглушал тягучую боль в районе груди.
— Сандрия… п-пожалуйста, вставай, — одна за другой слёзы побежали по его щекам. — Хватит смеяться надо мной… хватит…
***
Душа распадалась долго и мучительно. Верон шептал все известные молитвы к богам, дабы те укоротили его страдания. Лицедей, удовлетворённый тем, что, наконец, смог одолеть хозяина тела, перевёл всё внимание на внешний мир.
А он, уже не в силах стоять на коленях, упал на четвереньки, из раны на груди посыпались искры сгораемой души. Верон сжал глаза, желая больше не чувствовать и не осознавать гибель. И снова перед ним предстали ужасные картины предместий какого-то города.
Лицедей шёл верхом на тролле, его проклятые столкнулись с легионерами на мосту: жалобно ржали лошади, но солдаты живых боролись с отчаянием, присущим только смертным, — их клинки рубили яростно, и ветхие проклятые, вытащенные, быть может, с самого дна Моровой пропасти, рассыпались под их ударами.
Лицедей выбросил глефу — вспыхнул штандарт с гордым драконом и повалился на мост, а оттуда упал в несущую на юг воду Реи. Тролль глухо рыкнул, демон дал ему команду к атаке. Он наскочил на пару оставшихся в седле всадников, размашисто швырнул рунарийца со вторым штандартом и ударом крепкого кулака повалил второго, припечатав того к земле насмерть.
Лучники застреливали его неустанно, но чары демона отклоняли все стрелы. Перед мостом стояла всего лишь одна рунарийка с длинным двуручным мечом. «Глупая девчонка, — услышал Верон голоса Лицедея, — убей!» Проклятый тролль хрипло зарычал и, поднявшись на задние лапы, прыгнул прямо на неё. Рунарийка кувыркнулась под него, клинок разрезал брюхо тролля, и на пепельную землю вывалился клубок кишок. Тролль развернулся, взмахнул дубиной —
