***

Вильмонд ещё долго сжимал самострел и с закрытыми глазами, прижавшись в холодную стену, пытался совладать с дрожью, внезапно нахлынувшей на него. Он надеялся, что осыпающаяся крыша часовни под драконий рёв, словно под заупокойную песнь, похоронит его, но зверь быстро потерял интерес к полуразрушенной святыне.

— Да примут души павших в Потоке Лерон и Залас, да обретут они тот свет и ту новую жизнь, о которой мечтали в смертном обличье…

Вильмонд не знал, что на него нахлынуло, почему он вспомнил священную службу в святыне, сторонники которой боролись с тем, во что он верил всю жизнь. Быть может, потому что подозревал, что скоро и сам предстанет перед молчаливыми богами-прародителями в Потоке. Или перед норзлинской Неридой. Жаль, что не выучил никаких молитвенных слов для неё.

Пересиливая страх, мортус на дрожащих ногах поднялся и направился к пролому за алтарём. Снаружи всё заметало пеплом, из его сугробов торчали верхушки катапульт, брошенных наёмниками в страхе перед драконом. Вильмонд медленно направился в ту сторону, где на его памяти располагался лагерь. Там он забрал бы, если потребуется — силой, коня и поскакал, куда глаза глядят, лишь бы подальше от Арецетовой Ржи и того, что должно было произойти в Ветмахе.

Кто-то уже успел вернуться в лагерь, мимо Вильмонда верхом проскочил Аорин тиль Валлех, направлявшийся отнюдь не на подмогу бойцам в низине. Командующий, бледный, с кровоподтёками, даже не обратил внимания на мортуса. У конюшен ещё оставались рассёдланные лошади, мимо стойл бегали солдаты: они набрасывали друг на друга с кулаками, палками и мечами за право залезть в седло.

— Ворон!

Крик сорвался, переходя на хриплый оклик. Вильмонд обернулся, в нескольких шагах брёл культист, сжимая окровавленной рукой живот. Мортус был готов застрелить некросициара, если тот потребовал бы выйти к кому-нибудь навстречу или убить следующего неугодного духу Моровой пропасти человека или рунарийца.

— Ворон, нам нужен конь, — протянул культист, и Вильмонд узнал в нём Элеарха. — Мы остались одни… проведи меня к башне.

— К башне?! — выпалил мортус. Сколько ещё ему придётся положить на кровавый алтарь, сколько ещё рисковать жизнью, прежде чем сойти с ума? — Не знаю о какой башне речь, и знать не хочу…

— Ворон, — Элеарх опёрся о пустые стойла. — Я дарую тебе всё, что пожелаешь, если поможешь мне добраться до башни около города.

Его прервал рёв дракона.

— Всё, что пожелаю? — помедлил Вильмонд. — Смоешь с меня всю ту кровь и одаришь богатствами имперских лордов?

— Ты получишь такую силу, какая не снилась ни Гробовщику, ни Лицедею.

— Я тебе не верю.

Элеарх усмехнулся под маску, опёрся о стойла и возвёл руки к небу. Вильмонду показалось, будто тенью за спиной пастора Культа развернулись крылья — чары заискриились по всей конюшне, солдаты и прислуга вдруг замерли и тут же попадали безжизненными телами. Стойла наполнились испуганным лошадиным ржанием. Вильмонд изумлённо огляделся, а Элеарх приблизился к нему, уже не так сильно хромая:

— Ну, так что, Ворон, теперь мне веришь?

***

Теневые сети крепче сжимались в силки, но, на счастье Верона, теперь оружие Лицедея обратилось и против него: паутина запутывала демона, и тот, яростно рыча, рвал их в клочья, обращая всю мощь на себя, пока юноша, вырываясь, бежал дальше в тёмную пустоту порабощённого сознания.

Долго продолжаться так не могло, Верон забежал в самый чёрный уголок разума, и что-то стало медленно вытягивать его силы. Демон заревел где-то вдали и прекратил погоню, лишь в темноте сверкнули два алых огонька. Охота прервалась снова, но лишь на некоторое время, пока то, во что превратился Лицедей, отвлеклось на события внешнего мира. Верон научился смотреть его глазами, и перевоплощение духа намного облегчило процесс выхода из сознания, пусть и на немного.

Тёмные чары покрывали огромное пепельное поле, к которому были перекинуты через горящий ров два моста. Проклятые и дриады добивали раненых солдат с рубиновыми повязками и в имперских кирасах, брали на клинок тех, кто не успел и больше не мог бежать. С грохотом на мост приземлился дракон, дыхнул в небо синим пламенем и замер в ожидании демонического господина.

Лицедей легко ступал по залитому кровью пеплу, сжимая правой рукой ржавый фонарь с искрящимся огоньком, а левой поигрывая глефой. Позади него, расправив крылья, переворачивая тела и добивая пропущенных воинами живых, следовала Террама. Демоны остановились перед человеком в чёрном плаще, тот развернулся — Верон узнал Гробовщика: голова того чуть была чуть наклонена вбок, глаза-точки выражали ещё большее безумие, чем то, какое юноша видел в них при жизни. Тонкие губы его были сжаты так, что казалось, будто их нет вовсе, в уголках рта остались дорожки запёкшейся крови. Гробовщик стал проклятым, одним из верных слуг Лицедея, даже после смерти.

— Они бегут в город, что неподалёку, Лицедей, — режущим голосом доложила Террама, с довольным видом оттирая окровавленный наконечник посоха о чьё-то тело. — Кровавый чародей убил Эриганна из Ласанны.

— Змей больше не будет шипеть, — одержимый размял шею. — Без Арен-тары мы не можем провести ритуал, кинжал некросициары отдали прямо в лапы магистра.

— У неё нет первозданной энергии и духа… Без нас она не откроет Чертоги, Лицедей!

— Думаю, магистр подготовилась так же основательно, — протянул Лицедей голосом Ширена. — Для отвлечения она уводит войско в город… Нам нужно подкрепление, Террама.

— Я уничтожу его, уничтожу во имя тебя! — фанатично воскликнула демоница. — А ты отправляйся за Мощью.

— В Ветмахе, — он прикрыл глаза, — скрывается Одарённая. Её тело возвысит твоё могущество, Террама, как тело Верона возвысило моё.

Лицедей вытянул руку с фонарём, энергия вспыхнула, и солдаты Рубинового Войска и легионеры Ветмаха судорожно стали подниматься: один за другим, с теми жуткими выражениями лиц, мёртвыми бесцветными глазами, полными ужасной одержимостью.

— Город будет уничтожен, Террама, — продолжил Лицедей. — Впервые духи восстали против смертных не по зову полубогов, а сами. Мы вожди этого переворота. Когда все в том жалком городке умрут, подними наше войско, — он протянул ей фонарь, и демоница с благоговением сжала пальцами с длинными когтями его цепь, — и завладей телом Одарённой, — демон замолчал, оглядывая поле. — Комета упала… знак божественной воли. Либо рождение дракона Мощи.

Террама вскинула голову к небу: где-то за багровыми тучами сверкали горящие куски небесного камня, что вскоре осыпятся на измученную алой ночью землю.

Верона что-то кольнуло, и юноша выпрыгнул из внешнего мира. За то короткое время, пока Лицедей сказал последнее слово и Верон рассматривал пространство вокруг тела, демон нагнал его. Острый наконечник глефы вошёл в сердце юноши, и чудовищное воплощение духа с ликующим оскалом нависло над его головой. Верон почувствовал острую боль, его руки осыпались искрами, что сразу же тухли в темноте.

— Игра кончилась, — прошелестел Лицедей. — Я тебя поймал.

***

Когда пространство вокруг наполнило синим цветом, призывающим отступать, Антониан