Эриганн снова сконцентрировался, и пламя, пожирающее дно пересохшей речки, метнулось в небо и рухнуло на головы поспевающим центуриям. Вслед за ним во фланги вражеского войска ударили отряды конницы.
Налетевшее пламя из воздуха заставило строй дрогнуть, и в следующую секунду тех, кто сражался на передовой, смела конница Рубинового Войска. Антониан немного пришёл в себя, и страх снова зацарапал его внутренности: что если наскок кавалерии оказался роковым, и Ветер проиграет сражение?
Затрубили горнисты легиона, к мясорубке потянулись оставшиеся центурии. Антониан не знал, сколько их всего осталось; здесь, в поле, были видны лишь ближайшие враги и братья по оружию, а также пляшущие в воздухе смертельные чары, нещадно насылаемые чародеями.
Конница развернулась, выставив копья; рубиновые наёмники, дико крича и пылая азартом, бездумно кинулись на перегруппировавшуюся центурию, где стоял Антониан. Глефы под наклоном приготовились их встречать, как вдруг с небес со вспышкой молнии ударил ураганный ветер, и атака захлебнулась, врезавшись в строй имперских солдат.
Антониана до безумия воодушевила симфония из воплей наёмников и жалобного ржания раненых лошадей. Центурион сорвал голос, но и без него было понятно: пора рубить, пора отбрасывать противника в горящий демоническим пламенем ров под мостами. С воинственными и воистину громогласными кличами, принадлежащими не смертным, но духам войны, ветмахские воины рубили глефами головы опрокинувшихся врагов, пронзали лошадей, кто-то крюками снимал с сёдел всадников, и острые мечи добивали их в земле.
Вместе с гвардией Антониан рвался вперёд, до боли в костяшках пальцев сжимая скутум и рукоять клинка. Снова они здесь, на передовой, добивая всадников, набросились на пехоту, зачавкал меч, затрещало дерево под ударом огромного молота — Антониан пережил встречу с рослым норзлином и выпадом пронзил зазевавшегося копейщика.
— Скутумы!
Лучники Рубинового Войска накрывали целые отряды, и командир центурии вовремя заметил, как соседний строй развалился, теряя десятки бойцов за раз. Гвардейцы сгруппировались вокруг Антониана, прикрылись щитами — и юноша поступил так же в тот самый момент, когда град стрел забарабанил, словно дождь, по толстому, затянутому кожей дереву.
Это дало время наёмникам для того, чтобы перегруппироваться и снова взять инициативу в атаке. Они влетели в центурии, словно молния, пробивая щели в строю. Двух гвардейцев убили в ту же секунду, Антониана повалили на землю, но кто-то снова ухватился за него, выдернул и поставил на ноги. Казалось, что войска у противника несметное количество, они всё наступали и наступали, а энергия вражеского чародея обрушивала небо над головой.
Ржание испугало Антониана, он развернулся, но увидел знамёна Мёртвого Легиона, и конница Ветер врезалась в отряды наёмников. Когорты лучников усерднее засыпали поле стрелами, но уставшие пехотинцы медленно и верно уступали поле врагу. Антониан сплюнул кровью — язык будет донимать болью ещё долго — и вытянулся, повернувшись к центурии:
— Воины Ригальтерии! — крикнул он, срывая голос. Чутьё подсказывало, что он должен это сделать, должен быть для солдат достойным командиром и наместником. — Мы почти победили! Нужно поднажать! В атаку! За Норзрину! За Ветмах!
Его услышали. Чудотворными свойствами обладали слова того, кому свыше дана власть. Будто клич для солдат исходил не из уст такого же, как и они, человека, а из уст бога. Центурия ощетинилась, наполнилась боевым кличем и клином вошла в ошеломлённый строй противника. Антониан, словно забывший самого себя, бросился в атаку с первыми рядами, его меч впивался в плоть, минуя стальные пластины и разрезая толстые клёпаные куртки; он искал плоть и находил её.
Антониан рубил и шёл вперёд, грязь и брызги крови попадали в его широко раскрытый рот, он рвал горло, но не выбивался из сил. Молот рубинового наёмника ударил ему под вытянутую руку с мечом, юноша потерял щит, прикрыл свободной ладонью ушиб и послал клинок в горло ранившему его врагу. Гвардейцы, солдаты прирождённые защищать знатных господ даже в пылу сражения, потащили его к себе, пропуская рвущихся до крови воинов Ветмаха и легионеров Ветер.
Ринельгер балансировал чарами, отдавал ровно столько, сколько нужно было, чтобы Ветер не свалилась обессиленная, а платформа не рухнула на землю. Она блокировала множество заклятий Эриганна и наносила свои, но Мощи вражеского чародея оказалось достаточно для того, чтобы создать иллюзию дракона в небесах.
— Он слишком силён! — крикнул Ринельгер.
Он бросил взгляд на поле — последние резервы обеих сторон слились в кучу в яростном противостоянии. Они были равны по силе и рвению к победе, и решить исход боя могли только чародеи.
Вдалеке, около тёмной часовни аромерони, что-то вспыхнуло, и синий луч ударил по платформе. Несколько гвардейцев упали, парочка удержалась, а Ринельгер согнулся пополам. Их парящий «плот» накренился и пополз к земле. Ветер с яростным криком ответила ураганным ветром, и платформа достигла выжженного поля.
Ринельгер сбежал по склону серой поверхности на твёрдую землю, и перед глазами мелькнуло сияние, из которого выбежали несколько рубиновых наёмников. Их луки напряглись, чародей кинулся к обессиленной Ветер и заслонился чарами. Гвардейцы были убиты, и диверсанты, оголив клинки, кинулись к магистру.
Ринельгер пустил столб пламени, опаляя ближайшего наёмника, вытянул керамарийский меч из ножен и неуловимым движением насадил на него другого. Третий подскочил моментально, ударил кулаком по голове чародея, рубанул сверху, и Ринельгер чудом парировал, отступил к наклоненной платформе. Ветер пришла в себя, и ураган рухнул на головы нападающих — с диким рёвом, заглушающим пронзительные вопли наёмников; воздух разрывал их на части, разбрасывая вокруг кровавые ошмётки.
Двое из них бросились наутёк, но бежать было поздно: на помощь поспевал Энард и несколько легионеров.
— Хитрый сукин сын, — прошипела Ветер. — Хитрый… но это стоило ему драгоценного запаса сил. Мощь не поддастся ему в том же объёме… а значит…
— Миледи!
Энард держал в одной руке окровавленный меч, второй — перетянутой уздечкой штандарт с драконом. Конь хрипло дышал, на кожаных щитках на его бёдрах тянулись длинные следы от клинков.
— Доложи ситуацию, — сказала Ветер, тяжело дыша.
— Тяжело, госпожа, их много и сражаются с достойной почтения яростью, — отчитался Энард. — Анахет и Вирден сумели перегруппировать войска, а наш наместник даже воодушевить, но чародей и его иллюзии сильно портят дело.
— Значит, пора с ним кончать, — бросила магистр сквозь зубы. — Готовься, Ринельгер.
— А Сенетра, она жива? — вмешался чародей.
— Когда я уходил, была жива.
Ринельгер облегчённо выдохнул, сжал меч и обернулся к платформе. Ветер выправила её, встала вместе с чародеем, и они снова воспарили в воздухе. Магистр набирала Мощь из Потока в руны, те искрились и, казалось, готовы были разорваться,