Но после истории с Трюмом все переменилось. Там мы с Тором были заодно, действовали сообща. Люди останавливали нас на улице и требовали увлекательных подробностей. Физическая сила Тора и моя интеллектуальная мощь оказались вдруг выигрышной комбинацией, и, должен признать, я в кои-то веки ощутил даже определенное давление со стороны масс, требовавших повторить наше последнее и столь успешное деяние.
Нет, я вовсе не забыл, сколь сильна моя обида на богов. Но оказаться причисленным к сонму избранных – это был совершенно новый опыт, и я, несмотря ни на что, им, пожалуй, даже наслаждался. Я по-прежнему презирал их всех, однако теперь и на меня как бы упал отраженный свет их славы; и в этом была неожиданная привлекательность. У меня появилась новая аура – аура знаменитости. Двери, которые раньше наверняка оказались бы для меня закрыты, вдруг распахнулись настежь. Совершеннейшие незнакомцы делали мне подарки. Женщины предлагали мне себя – причем с благословения мужей. Я обнаружил, что теперь мне, пожалуй, сойдут с рук все те проделки, за которые меня раньше непременно бы осудили – пьянство, обман, воровство, грубые шутки и даже акты зловредного вандализма. Когда выяснялось, кто совершил то или иное преступление, все только качали головой и с улыбкой говорили: «Ну, что тут поделаешь, таков уж он, наш Локи!» Ей-богу, им, по-моему, даже льстило, если оказывалось, что именно я кого-то из них перехитрил.
Столь неожиданная толерантность по отношению ко мне распространилась даже на Асгард. Там тоже мои выходки перестали вызывать раздражение. Теперь боги чаще смеялись над моими проделками, чем обижались или высказывали недовольство. Тор, например, рассказывал историю о волосах Сив, словно с самого начала понимал, что все это только шутка, и буквально ревел от смеха, а меня от избытка чувств то и дело хлопал по спине. Браги переработал балладу, посвященную похищению Идунн и молодильных яблок, и теперь я уже играл в этой истории роль скорее жертвы, а не предателя. Даже греховная связь с Энджи и наше с ней чудовищное потомство послужили укреплению моей репутации: меня стали считать истинным гигантом большого секса. Между тем подрастали мои сыновья-близнецы – они, кстати, стали очень на меня похожи: такие же рыжеволосые, с такими же плутовскими глазами. Правда, особых отцовских чувств у меня наше сходство не вызывало, зато Сигюн была совершенно счастлива, и это тоже повышало мой статус среди богов.
Впрочем, Хеймдалль так и не стал теплее ко мне относиться. Да и Скади, которая по-прежнему предпочитала жить в горах и регулярно покидала Асгард на месяц-полтора, потом возвращалась дня на три или на четыре и снова удалялась в охотничьи угодья, иной раз так холодно посматривала на меня золотисто-синими очами, что сразу становилось ясно: она думает о том, какую роль именно я сыграл в позорной гибели ее отца. И пусть однажды мне удалось ее рассмешить, но она так и осталась «несмеяной», с холодной, как сердце гор, душой. Скади казалась мне смертоносной, как кит-убийца, и в ее присутствии я старался уйти в тень, избегая чрезмерных проявлений собственной популярности.
А вот Одина, похоже, моя популярность совсем не удивляла. У него был богатый опыт; он и сам немало знал о славе, о ее непостоянстве и мимолетности. Вполне возможно, ему было даже на руку то, что я слегка ослеплен неожиданной известностью; вообще-то у меня порой мелькала мысль о том, что сам Старик и распускает слухи о моих подвигах. Его вороны, Хугин и Мунин, каждое утро облетали все Девять миров, собирая для Одина новости и сплетни, а он сам тем временем с надменным видом восседал на троне, ни с кем не разговаривая, кроме головы Мимира. Возможно, мне уже тогда следовало бы поинтересоваться, что именно он черпает в этом «источнике мудрости», почему постоянно выглядит таким озабоченным и зачем с помощью воронов старательно собирает всевозможные слухи и сплетни. Однако этот новый искус – испытание славой – оказался столь силен, что, признаюсь честно, я несколько утратил связь с реальной действительностью. Трюм, можно сказать, обеспечил мне великий прорыв, вхождение в первую лигу, и в итоге я сам поверил в мифы, которые успели возникнуть вокруг моей скромной особы. Я стал считать, что заслуживаю особого отношения, что отныне я недосягаем для закона, а значит… Короче говоря, гордыня, самый характерный недостаток любых богов, застала меня врасплох, затмила мой разум, и я, словно пребывая в тумане, не замечал, какое жестокое падение меня ожидает…
Это случилось, когда мы с Тором отправились в путешествие по Срединным мирам. Я уже понял, что путешествия очень важны, когда стараешься создать себе реноме. Да и Тор всегда любил путешествовать. И потом, для меня это была отличная возможность вырваться из нежных объятий любящей супруги. На колеснице Тора мы выехали из ворот Асгарда и, обогнув Железный лес, двинулись на восток, решив проверить, не возбудился ли к активности народ Гор. Затем мы проехались по Северным землям, но и там никто бунтовать не собирался; тогда мы, сменив обличье, направились к югу и немного задержались в этих местах. Во-первых, нам хотелось знать, что говорят насчет нас люди. А во-вторых, мы решили, что неплохо было бы распространить еще несколько новых историй о деяниях богов.
На ночлег мы, по настоянию Тора, собирались устроиться у кого-нибудь из местных жителей – Громовержцу хотелось попробовать тамошнего гостеприимства. Он вбил в голову, что мы, причем непременно в человечьем обличье, должны завернуть в первую попавшуюся лачугу, ибо только так можно выяснить, действительно ли здешние обыватели должным образом почитают богов Асгарда. Я, честно говоря, предпочел бы хорошую гостиницу, где будет вкусный ужин и мягкая постель – а может, найдутся и девочки, готовые согреть эту постель для усталого путника, – но Тор и слышать о гостинице не хотел. Он остановил выбор на скромной, крытой торфом избенке, которая стояла на краю какого-то болота.
Выглядела лачуга просто ужасно, так я ему и сказал.
– Какой смысл быть прославленным героем, если ты не хочешь даже переночевать в сносных условиях? – сердито спросил я.
– Да ладно тебе, – не сдавался Тор. – Крестьяне – это соль Мидгарда. Ты только представь себе, как они будут потрясены, когда узнают, кто мы такие. Они же внукам и правнукам будут об этом рассказывать!
В общем, мы постучались и спросили, нельзя ли нам разделить с хозяевами дома ужин, который как раз готовила мать семейства. На мой взгляд, ход был довольно примитивный, но в данном случае командовал Тор, а с
