раз я не стал понапрасну тратить магические силы на то, чтобы лететь незаметно; сейчас самым главным для нас была скорость. Мы же не знали, когда вернутся Тьяцци и Скади и как быстро они обнаружат, что Идунн исчезла.

Я понимал, что никак не смогу тягаться с Тьяцци, если он вздумает превратиться в орла. Сокол летит быстро, но орел куда быстрее, а значит, хоть у меня пока что есть некая фора, он вполне еще может меня догнать, причем задолго до того, как вдали завиднеется Асгард. Так оно и случилось. Я пролетел уже три четверти пути, когда позади в небе показалась стремительно приближавшаяся точка – это Тьяцци бросился за мной в погоню и уже успел меня заметить.

Я выждал, когда он подлетит еще немного ближе, и выстрелил в него руной Хагалл, которая отшвырнула его на пару миль назад. Но вскоре он снова набрал скорость и стал нагонять нас. Я воспользовался огненной руной Каен и сумел оторваться от преследователя; я даже крылья сложил, чтобы еще увеличить скорость. Так продолжалось примерно час; Тьяцци упорно преследовал меня, но старался все же держаться на расстоянии, рассчитывая совершить бросок и прикончить меня, как только я проявлю хотя бы малейшую слабость. А я, надо сказать, уже начинал уставать, да и мои магические силы были на исходе. Выпустив в орла руну Тхурис, я почувствовал, что практически завис в воздухе, так мало у меня осталось сил. Тьяцци, разумеется, сразу это заметил и начал постепенно, кругами, приближаться ко мне.

Но милях в десяти от нас уже виднелся Асгард, сверкавший золотом в лучах заката, и если бы мне удалось добраться туда вовремя… Всего какие-то десять миль!..

– Держись крепче, – сказал я Идунн, ставшей размером с лесной орех, и, собрав остатки сил, снова увеличил скорость. Летели драгоценные секунды, и преследователь все приближался, а когда я достиг Радужного моста, он уже почти висел у меня на хвосте.

Но Старик сделал все, о чем я просил; зоркими глазами сокола я уже видел и связки хвороста, уложенные у внешних стен, и груды дров на стенах, и бочки с сухими стружками, политыми маслом, которые стоило только поджечь. Несмотря на теплый плащ из перьев, я весь дрожал от страха и усталости. Наконец, совершив последний рывок, я сложил крылья, стрелой перелетел через крепостную стену и закричал, не успев даже приземлиться:

– Поджигайте! Поджигайте!

Приземлились мы скорее поспешно, чем изящно, но на это мне было наплевать; я перекатился через голову и вскочил, сбросив на землю плащ из перьев; а Идунн, по-прежнему в обличье лесного ореха, подскакивая, покатилась по каменной мостовой. Я поскорее произнес заклинание, возвращая ей привычный облик, и тут же в полном изнеможении рухнул на землю: свои силы я исчерпал до последней капли.

Если мой план не сработает, значит, мне конец. В данный момент я был совершенно беспомощен.

Но план, разумеется, сработал. На стенах яростно вспыхнуло пламя. Сочетание сухого дерева и стружек, политых маслом, давало такие высоченные языки огня, что Тьяцци, преследовавший меня буквально по пятам, обнаружил вдруг, что стремительно приближается не к крепостной стене, а к стене мощного огня.

Затормозить он не успел. Крылья его вспыхнули еще в полете, и он упал, объятый пламенем, на парапет, а потом асы, изрядно, кстати сказать, одряхлевшие, легко его прикончили с помощью обыкновенных палок и камней. Так погиб Тьяцци, величайший из охотников, когда-либо живших на свете. Его, точно цыпленка, зажарили на огне и забили палками какие-то престарелые боги-пенсионеры.

Ну и ну, сказал я себе, какой же я все-таки молодец!

Полежав еще немного, я встал, хотя руки-ноги у меня все еще сильно дрожали, поклонился богам и весело сказал:

– Благодарю вас, леди и джентльмены. Не желаете ли теперь освежиться? Только, пожалуйста, не толкайтесь: обслуживание ведется в порядке общей очереди…

И спасенная мною Идунн принялась раздавать богам молодильные яблоки.

Урок третий. Выбор мужа по ногам

Смех способен обезоружить даже самых свирепых людей.

Локабренна

Довольно скоро весть о гибели Тьяцци достигла Срединных миров. И я, возможно, тут тоже немного постарался; в конце концов, не каждый день Вашего Покорного Слугу славят как героя. К тому же я выяснил, что в мести самое сладкое – это благодарность твоих тайных врагов. Браги сочинял в мою честь гимны и песни, которые вовсю распевали в придорожных гостиницах, и вскоре всем стало известно, как хитрец Локи заманил великого охотника Тьяцци в ловушку и обрек его на постыдную смерть. Я и оглянуться не успел, как стал знаменит; мое имя было буквально у всех на устах. Женщины проявляли ко мне особый интерес – хотя, признаюсь, я мог бы вести себя и поосторожнее.

Из-за всего этого я напрочь позабыл о Скади, очаровательной дочурке покойного Тьяцци. Она, разумеется, узнала, как именно погиб ее отец, и месяца три спустя прибыла к воротам Асгарда, вооруженная до зубов и готовая к битве. Скади требовала компенсации за смерть Тьяцци и грозила богам войной с северными великанами.

Должен сказать: она имела на это полное право. Если бы Тьяцци погиб в честном бою, это был бы вполне достойный конец для великана, претендующего на статус бога. Но быть забитым насмерть и зажаренным, как цыпленок, – это, пожалуй, слишком… Допустим, сам он так поступил со мной, что вполне заслуживал подобного наказания, но гордость народа Льдов была уязвлена, и теперь северные великаны явно стремились отомстить за нанесенное им оскорбление.

Один, конечно, мог бы запросто дать Скади от ворот поворот, но воевать с народом Льдов ему совсем не хотелось. Куда больше смысла имело бы установление дружественных отношений с обитателями дальнего Севера. И потом, еще один столь могущественный враг был нам совершенно ни к чему. Так что Старик пригласил Скади в Асгард на переговоры; он явно надеялся, что ему удастся прийти с ней к некому соглашению.

Переговоры, впрочем, начались из рук вон плохо. Скади не относилась к тем, кто охотно идет навстречу собеседнику. Это была этакая холодная, как лед, блондинка с довольно коротко остриженными волосами. На плече у нее красовался рунический знак Иса, что значит «лед». Она была с головы до ног укутана в меха, на ногах снегоступы, а в руках пронизанный рунической магией кнут – его плеть сделана из десятков тысяч сверкающих волшебных нитей и унизана острыми мелкими колючками из самых жестоких рун; эта плеть извивалась и шипела у нее в руках, точно живая змея.

Я змей всегда терпеть не мог, так что при виде этой плетки мое сугубо отрицательное отношение к Скади только усилилось. К тому же она с ходу потребовала моей казни.

– Почему именно моей? – возмутился