— Покажите удостоверение, сержант.
— Заглушите мотор! — настойчиво повторил полицейский. — Не создавайте проблем.
Тёмно-синий автомобиль неслышно двинулся с места, но на этот раз Марк был готов к неожиданностям. Он подумать не успел — как рука уже дёрнула рычаг передачи, а нога надавила на газ. "Вольво" дёрнулся с места, врезавшись в неизвестную машину и оттолкнув её назад. Полицейский что-то закричал, но Марк его не слушал. Крутанув руль, он заставил "Вольво" вынырнуть с обочины.
Три секунды спустя Марк уже гнал старый, испытанный автомобиль, вдоль по улице, не думая о том, что оставил сзади. Только чудом его не успели зажать у тротуара! Нет, не чудом! Сработало его собственное чутьё на опасность. Но куда теперь?
"Если не погонятся — значит, они не из ДПС, — сказал он себе. — А если из ДПС, и погонятся?" Он оглянулся, но улица позади него была пуста. Он пересёк перекрёсток, а следом никто не ехал. Расслабляться было рано, так что Марк, больше не оглядываясь, принялся колесить по знакомым улочкам, стараясь запутать возможную погоню. Миновал несколько кварталов, нигде не останавливаясь, пока не выскочил на Невский. В голову пришла мысль: проехать на красный свет, чтоб уж точно остановил настоящий патруль. Марк её отбросил, свернул вправо, на Маяковского, сделал изрядный крюк, через Жуковского выехал на Литейный, потом обратно через Невский, и ещё некоторое время петлял, пока не оказался на Рубинштейна. Почему-то ему этого показалось мало и с пяти углов Марк свернул на Ломоносова. Подъезжая к мосту через Фонтанку, он немного успокоился, но всё-таки останавливаться не стал, пока не оказался в знакомом ему с детства Апраксином переулке. Да что там! Весь центр, по счастью, ему был прекрасно знаком. Он свернул в подворотню одного из домов. Проехав сквозь двор, в соседний, остановился позади клумбы с густыми кустами.
Остроносое лицо Марка блестело от пота. Откинувшись на сидение, он закрыл глаза и постарался привести мысли в порядок. Только что его пытались задержать. Зачем? Ответ только один: Попов открыл на него охоту, потому что сам Марк не оставил ему выбора. Так! Что делать? Ехать в офис и понадеяться, что на глазах у всех Попов не посмеет его тронуть? Нет! Это не выход. Если сейчас не предпринять что-то радикальное — можно проиграть, даже не начав. Но что? И не слишком ли он паникует? Самое неприятное, что понял сам в себе Марк — он снова живёт в страхе. Можно сколько угодно геройствовать перед рекетирами, конкурентами и братками, но ни один полученный шрам не проходит бесследно, отпечатываясь не только на теле, но и в сердце. Ещё некоторое время назад Марку казалось, что его уже ничем не испугаешь. И вот он бежит, стремясь уйти от когда-то испытанной боли, от страха смерти, бежит без оглядки, не раздумывая. Самое время было остановиться и заставить голову соображать, чтобы избавиться от ненужной в такой момент паники.
Марк полез за подкладку своего пиджака. Там он запрятал бумажку с телефоном, который ему оставил Сокольский "на крайний случай". Наверное, этот крайний случай уже наступил. Марку очень хотелось связаться с самим Сокольским, но тот предупредил, что его не будет в городе и даже в области. Значит, придётся довериться кому-то незнакомому, из числа коллег Сокольского. А какой у него, Марка, есть выбор? Никакого. Если бы он точно знал, что происходит, он смог бы подключить кое-кого из своих старых друзей, но не зная, чему именно противодействует, что он им скажет? Только подставит под удар. "Пусть работают профессионалы", — решил Марк и, развернув бумажку, набрал номер на том новом телефоне, который был зарегистрирован на чужое имя.
— Я — Марк Лисовской, — сказал он, когда ему ответили. — Ваш номер дал мне Игорь. Он сказал: вы — мастер прикрывать чужие задницы.
В трубке раздался весёлый смешок, потом человек ответил:
— Говорите, где вы, я постараюсь приехать как можно быстрее.
Марк вздохнул с облегчением. По счастью, он мог назвать точный адрес. Человек пообещал добраться до него в пол часа — и отключился. Марк достал платок и принялся вытирать лицо и шею от пота. Больше он пока никому не стал звонить, а последний номер удалил из памяти телефона.
* * *
Звонить и договариваться о встрече она не стала. Почему-то Ольге показалось, что услышав голос Марка по телефону, она растеряет всю свою решимость. Она рискнула явится без предупреждения.
Ольга приходила сюда всего один раз. Почему-то сам факт, что Марк не стал выкупать старую квартиру, а предпочёл приобрести новую, оставил у неё в душе неприятный осадок. Подъезд казался ей грязнее прежнего, лестница какой-то неухоженной, а запах тяжёлым. Это всё было лишь плодом её воображения, но Ольга едва не повернула обратно. Вся затея ей не нравилась. Наверное, она действительно чувствовала себя виноватой перед первым мужем, и боялась, что он поймёт это, едва на неё посмотрит. Но она ведь за тем и пришла, чтобы объясниться. Значит, должна идти до конца. Может, его и дома-то нет…
Уцепившись за последнюю мысль, показавшуюся ей спасительной, Ольга решительно направилась наверх, игнорировав лифт. Она любила ходить пешком и считала это полезным для здоровья. Ступеньки лестницы прослужили, наверное, век или даже больше. Их старательно сохранили, несмотря на всю их истёртость, отреставрировали, насколько это возможно. Лепнина под потолком казалась новой, но именно такая, наверное, украшала лестницу в год постройки дома. На Ольгу старые дома производили двойственное впечатление. Она признавала, что они все — памятники ушедших эпох и их нужно сохранять, а не уничтожать, как делают американцы, для которых старый дом — это всего лишь здание, зря занимающее место, пригодное под постройку супер-нового небоскрёба. Марк как-то сказал, что если уничтожить старый город — Петербурга не станет вообще. Он просто исчезнет из памяти людей. А люди без памяти о прошлом — это уже не единый народ, это сборище единиц, неспособное в полной мере осознать и собственное настоящее. Тогда Ольге очень хотелось ему возразить, но сейчас она подумала, что в его словах есть смысл. Истёртая и подновлённая ступенька, на которую ступила её собственная нога, видела миллион таких ног. Разве нельзя себе вообразить, как вот этого самого места, где впечатался серый камушек, касалась изящная туфелька какой-нибудь гимназистки позапрошлого века?
Ольга остановилась. Ей стало интересно, что можно вот так отбросить несколько последних
