— Как себя чувствуешь? — спросил он, даже не поздоровавшись.
— Отвратно, — признался Сокольский. — Пора кончать разыгрывать из себя патологических пьяниц. Лучше умереть от пули, чем от цирроза.
Ложь была ложью только отчасти. Сокольского мучила не печень, а собственное бессилие.
— Это была твоя идея, — заметил полковник, поддержав тему пьяниц.
— Да уж знаю, что ничего лучшего в голову не пришло. Всё равно в этот раз почти всё Инга сделала.
— Не прибедняйся, без тебя она бы ничего не сделала.
Сокольский не стал спорить, промолчал, глядя на видневшееся между деревьев торфяное озеро, которое под осенним небом казалось тёмно-коричневым янтарём.
— Я не просто навестить тебя приехал, — со свойственной ему прямотой признался полковник.
— Кто бы сомневался, — проворчал Сокольский, но отцепился от спинки сидения и, повернувшись, приготовился слушать.
— Аналитики расшифровали диск. На нём много полезной информации, но вот что особенно интересно: последние изменения сделаны уже после того, как ты забрал его из Выборга и передал курьеру.
Сокольский посмотрел на начальника вопросительно и тот продолжил:
— Кто-то скопировал диск. Система это зафиксировала.
— Я не программист, вряд ли смогу помочь, — напомнил Сокольский и снова начал смотреть на коричневое озеро. — Кстати, я написал в отчёте, что диск изъят по всем правилам, во столько-то, опечатан и передан курьеру.
Полковник на этот раз взял очень длинную паузу, а потом спросил, тоже не глядя на собеседника:
— Ты можешь поручиться, что информация с диска не попала в неизвестные нам руки?
Сокольский посмотрел на него с любопытством, но Баринцев так и сидел, глядя перед собой в пространство. Тихонько вздохнув, Игорь произнёс раздельно и чётко:
— В неизвестные нам руки информация с диска точно не попадала. По крайней мере, с того момента, как я изъял диск из ячейки и до того момента, как курьер доставил его вам. За более ранний и более поздний периоды не поручусь.
Баринцев почему-то расслабился, даже повеселел, положил ногу на ногу и усмехнулся.
— Я так и сказал нашим программистам: скорее всего, это был сбой в системе, или они что-то напортачили, когда расшифровывали пароль к базам данных. Эта техника такая сложная… — Потом он сменил тон и, посмотрев на Сокольского, добавил негромко: — Надеюсь, что ты знаешь, что делаешь.
— У меня слишком много вопросов осталось, чтобы не воспользоваться моментом, — честно признался Игорь.
— Ладно! — Полковник поднялся и сделал Сокольскому знак, чтобы тот оставался сидеть. — Отдыхай, даю тебе ещё неделю на поправку здоровья, потом жду у себя. Дел у нас не убавилось, а прибавилось.
— У меня есть просьба, — остановил его Игорь. — Тот парень, Слава Ольгин… Как бы так оформить его моим осведомителем и добровольным помощником? И вообще, может его включить в число наших агентов?
— Шутишь?
— Ничуть! Он мне нужен, да к тому же, ему будет легче, если окажется, что он с самого начала работает на контору. Меньше нервотрёпки на следствии по делу Морина и Никитина.
— Как ты это себе представляешь? — возмутился было полковник, но Сокольский только усмехнулся.
— Наверняка можно что-то придумать, подписать задним числом, — подсказал он.
— Зачем тебе этот парень? — почти сдался Баринцев.
— Он — единственный человек, которого выбираю я сам, — жёстко ответил Игорь, глядя на начальника своими ясными, серыми глазами. — Все остальные так или иначе оказались рядом со мной не по моей воле. Разве не так?
Полковник подумал, глубокомысленно кивнул и, не попрощавшись, направился к воротам пансионата.
Книга 1. Звено цепи. Часть пятая. Любопытство и загадки
Глава первая. Кухонный разговор
(Конец лета — начало осени 2016 года)
Марк не удивился, увидев на пороге своей квартиры на Большой Конюшенной Игоря Сокольского.
— Проходи, — предложил он вполголоса и пояснил: — Я только уложил Дашку. Иди на кухню.
Сокольский не стал возражать. Где ещё вести деловые разговоры поздно вечером, как не на кухне? Здесь кое-что переменилось с того момента, когда Сокольский первый раз попал на квартиру Марка Лисовского. На дверце холодильника красовались разноцветные картинки на магнитах, у раковины висело полотенце с котятами.
— Я смотрю, Даша обживается на новом месте, — заметил Сокольский, когда Марк вернулся из комнаты.
Маленький бизнесмен огляделся, отметил про себя, на что обратил внимание его гость, и улыбнулся.
— Рад, что это заметно. Но ты ведь не поздравлять меня пришёл?
Сокольский уселся на высокий табурет.
— Я пытаюсь быть вежливым, — признался он. — На самом деле, мне нужна от тебя услуга.
— Если ввести тебя в ещё какое-то общество — уволь, — поспешно выговорил Лисовской. — С меня хватит того банкета.
На этот раз Сокольский засмеялся и, вслед за ним, усмехнулся сам Марк.
— Нет, я признаю, что ради ареста МСМ можно и не такое стерпеть, — проговорил он. — Но это было… мягко говоря, неожиданно. Мог бы предупредить.
— Ну, по любому, больше меня никому представлять не надо, — перешёл к делу Сокольский. — Я веду расследование одного убийства и делаю это, скажем, в неофициальном порядке.
— Профессиональное рвение, или личная заинтересованность? Спрашиваю, чтобы прикинуть, каким боком твоё расследование может коснуться меня.
— Тебя? — Сокольский встал и прошёлся по кухне. — Тебя — вряд ли. Да и меня это сейчас уже напрямую не касается.
— Тогда что?
— Трудно объяснить… — Он пристально посмотрел на маленького бизнесмена. — У тебя никогда не возникало желания разбить себе голову об край прозекторского стола? — Он коснулся пальцами виска, словно хотел унять мгновенно промелькнувшую судорогу, из-за которой сквозь кожу резко проступила височная вена.
Марк смотрел на него не менее внимательно, просто глаз не сводил, словно хотел прочитать по выражению лица, что скрывается за этим странным вопросом. Сокольский взгляда не отвёл и Марк, поджав губы, посмотрел в сторону. Потом произнёс, медленно, отделяя каждое слово паузой:
— Было. Надеюсь, что больше такого не случится.
Сокольский присел на край подоконника.
— У меня был брат, — начал он без предисловий. — Кто-то сказал, что близнецы чувствуют друг друга на расстоянии. Ничего такого я припомнить не могу, даже в детстве. Мы с братом рано разошлись, учились в разных городах, виделись редко. В общем-то, у нас были схожие интересы, но подходили мы к ним по-разному. Я хорошо помню один странный разговор. Однажды он сказал мне: "Ты — лицемер". "Почему?" — спросил я. Его ответ меня удивил, я думал услышать что-то другое, но он сказал: "Ты всё время твердишь, что есть слово "надо". Но и тобой, как любым человеком, движет только одно слово: "хочу" или "не хочу"." Я пошутил, что это уже три слова. "Не иронизируй хотя бы сейчас, — потребовал он. — Ты же не станешь отрицать, что тебе нравится твоя работа. Если бы не нравилась — ты бы пошёл в адвокаты, или ещё куда-нибудь"… Он говорил, доказывал, а мне всё время казалось, что у него что-то другое на языке вертится, только он не решается это произнести. Он нервничал, всё время ходил по комнате, брал в руки то книгу, то
