И снова они выезжали на улицу, каким-то непонятным ей чудом пересекали нескончаемые перекрёстки, ныряли в потоке машин, двигаясь своим собственным, неповторимым ритмом, который никто в целом городе больше не мог поймать…
А потом они стояли на самом краю очередной крыши, у ажурной решётки бортика, и целовались. Закатное солнце окрасило всё вокруг золотисто-жёлтым светом, а тени в провале двора стали глубоко-тёмно-синими и казалось, что за краем крыши — бездна.
Дрожь то и дело пробегала по её телу, когда он обнимал её, уверенно и сильно. Впервые в жизни она целовалась со взрослым мужчиной! От него пахло куревом, а щёки кололись успевшей прорасти щетиной, но ей и это нравилось. Она дрожала, когда он касался языком её нёба, и ей было даже странно, что она не могла понять раньше, как это люди, когда целуются, позволяют друг другу засовывать языки в рот. Ей было противно до омерзения, когда она себе это представляла, но сейчас она не удивлялась и не протестовала, потому что дала ему право обладать ею и сама торопилась раскрыться перед ним. Она лишь крепче обнимала его за шею и было в этом поцелуе на краю пропасти нечто отчаянно-смелое, наперекор всему, вызывающее, ужасающее и одновременно прекрасное.
Потом он отстранился и, едва переводя дух, тихо проговорил:
— Идём. Покажу, где я обитаю.
Он повёл её за собой, к люку в крыше. Они спустились в полутёмный чердак, а оттуда вышли на маленькую железную лесенку.
— Смотри, вот тут замок — это только видимость замка. — Он нажал на дужку и петля, вроде бы прочная и незыблемая, подалась, выйдя из отверстия в стене вместе с куском штукатурки. — Если понадобится — можно в любой момент этим ходом попасть на чердак, а отсюда — в соседний подъезд.
Они спустились вниз и оказались в огромной студии. Окна шли под самым потолком. По стенам висели картины без рамок, какие-то фантастические подмалёвки, которые кто-то раскидал по крючкам, даже не позаботившись, чтобы они висели параллельно горизонту. В одном углу, на маленьком возвышении, стояла барабанная установка. Весь центр помещения пустовал, валялось несколько ковриков и торчала убогая пальма в кадке, обёрнутой куском фольги. В другом углу виднелась ширма, а рядом с ней — раскрытая дверь, за которой во тьме исчезал коридор.
Она спускалась по боковой лесенке, крепко держась за перила, рассматривала всю обстановку и только в последний момент заметила у одной из стен нечто вроде низкого ложа.
— Там я сплю, — сообщил он, проследив за её взглядом. — У меня куча подушек всяких и одеяла на любой вкус. Я снял матрас с дивана, весь низ выкинул, а его положил на пол — и получилось что-то такое, вроде турецкой тахты. Там, за ширмой — кухня. А через коридор — всякие удобства и входная дверь.
— А картины? — спросила она, дойдя до последней ступеньки, но не решаясь ступить на дешёвый паркет пола.
— Это всё не моё. — Он подал ей руку и помог сделать последний шаг. — Раньше тут жил художник, а потом я купил у него студию и решил, что здесь вполне можно поселиться. Помещение большое, потолок высокий, а я люблю, чтобы было много воздуха. Если помещение маленькое — на меня словно давит, я задыхаюсь. — Он вышел уже на середину комнаты и зачем-то покачал пальму за мохнатый ствол, словно здоровался. — Здесь толстые стены и соседям не мешает, когда я стучу. Мы тут иногда репетируем. — Он повернулся к ней и сделал широкий жест, раскинув руки, но почему-то ей показалось, что он немного нервничает. — Хочешь что-нибудь? Кофе, чай, коньяк?
— Я в кафе ещё говорила, что не пью, — осторожно напомнила она.
— Тогда чай. Располагайся!
Он рывком ушёл за ширму, на ходу стянув куртку и ловко забросив на крюк в стене. Она огляделась и поскольку "турецкий диван" её слегка пугал, подошла к барабанной установке. Он гремел за ширмой чайником, наливал воду, что-то переставлял, чиркал спичками.
— Я не думала, что ты так живёшь, — сказала она, трогая пальцем крепление одного из барабанов.
Он выглянул из-за ширмы.
— Я сам не думал, что буду так жить. Хочешь попробовать? Там палочки лежат позади, на стуле. У меня их несколько, но те — самые… домашние, что ли.
— Нет, я не умею. — Она обошла установку и провела пальцем по лежащим на сидении жёлтым палочкам. — А ты мог бы постучать только для меня?
— Прямо сейчас? — Он снова появился из-за ширмы и подошёл. — Чайник сам закипит, могу и постучать.
Наверное, трудно назвать музыкой соло на барабанах, но её этот ритм захватил, так что она сперва просто слушала и смотрела на его лицо, которое поменялось сразу же, как только раздался первый удар, стало моложе и решительнее. Она невольно сделала несколько па по пустому помещению, но потом подбежала и следила за его руками, и за тем, как он крутит вокруг пальцев одну из палочек. А когда он остановился — подошла ещё ближе и взяла за руку.
— Не понимаю, как ты это делаешь, — призналась она.
Он позволил ей забрать из своей руки палочку и повернуть ладонью вверх. Она некоторое время разглядывала его пальцы, потом провела по неровностям, похожим на маленькие шрамы, и посмотрела ему в лицо.
— У тебя странная рука. Что это?
Он хмыкнул.
— Так, старая память. То, из-за чего я начал стучать.
Она внимательно слушала.
— Я раньше много дрался. — Она подняла брови и он пояснил доверительно: — Очень много. Однажды в драке схватился, за дверной косяк, чтобы не упасть, а один придурок хлопнул дверью. Знал, что делает. Руку мне потом собрали, но пальцы почти не работали, я ими не мог пуговицу застегнуть. Тогда я вспомнил, что мне нравился один барабанщик, негр… Я решил, что мне это подойдёт, и начал учиться. Поначалу так больно было… до слёз. Но потом прошло, а чувство ритма у меня всегда было хорошее. Я и стал барабанщиком.
Она смотрела на него во все глаза. Наверное бывают такие моменты, когда мужчине легко понять, что сейчас он может делать всё, что захочет. И тогда он встал, убрал палочки и, подхватив её на руки, унёс на свой "турецки диван". Её это не испугало. Она только вздрогнула и чуть поупрямилась, когда он стягивал с её плеч кофточку. А когда он расстегнул её красивый кружевной лифчик, закрыла глаза, предоставив ему самому заниматься её одеждой. Он поцеловал её в шею, и губы у него были горячие…
В какой-то момент она вдруг поняла, что он выпустил её из
