– Лиз, пойми, Айя для меня – это как игра в Бога. Он из ребра создал Еву, а я хочу из женского человеческого скелета создать тело. Причем нормальное молодое тело.
– И, конечно, заняться с ним, с телом, сексом.
– Так далеко я не заглядывал. Мне пока надо нарастить мышцы на скелет. Да, мы давно не делали ей томограмму внутренних органов. Интересно, как там идет процесс. Но это не сейчас. Через пару недель, не раньше.
– Кстати, Стив, наш техник на томографе хочет подать заявление об уходе. Его семья собирается переезжать в другой округ. Надо поискать хорошую замену.
– Надо. Нельзя брать, кого попало. За месяц, надеюсь, найдем нужного. И еще хочу напомнить тебе, дорогая. Вы начнете заниматься с Айей чтением и письмом – сначала Мэгги, а потом ты. Мне нужна информация о ней. Боюсь, что нормально она еще не так скоро заговорит, а мне интересно, откуда она и как сюда попала. И мне не нравится, что ты несколько предвзято относишься к Айе.
– Совсем не предвзято, но ты не поверишь, я ее боюсь. Понимаю, звучит странно: как можно бояться почти совершенно беспомощного человека? Но она как инопланетянка, совсем другая. Странная, чужая. А вот Мэг ее обожает, да и Айе она тоже нравится. Я это чувствую. А еще я думаю, что она ничего не расскажет. Во всяком случае, сейчас. Стив, посмотри правде в глаза. То, что она жива – невозможно. Ее существование невозможно. Оно несовместимо с жизнью.
– Конечно, я понимаю. Надеюсь, ты ни с кем это не обсуждала? Ведешь запись лечения и развития процесса и прячешь эти записи, как и я, в сейфе?
– Обижаешь. Зачем мне терять работу? Все фиксирую, снимаю. Понимаю, если у тебя получится воскресить это существо – это будет сенсация, и мы опять получим гранты, и сможем купить новое оборудование, и...
Лиз замолчала, раздумывая, как задать волнующий ее вопрос.
– Скажи Стив, вот она у нас уже около месяца, как ты ее ощущаешь? Ты никогда про нее ничего говоришь. Как будто это табу. Других девушек ты спокойно обсуждаешь, делишься со мной мыслями. А эта? Что ты возле нее видишь? Мне вот возле нее холодно, а Мэгги тянется к ней, как к камину в холодный вечер. Скажешь? Или опять промолчишь?
Стив пересадил Лиз в кресло напротив и внимательно посмотрел на нее, явно раздумывая, говорить или нет. Но вдруг рассмеялся.
– Твоя ревность Лиз, сейчас, как большая полосатая зверюга, сидит у твоих ног и хищно смотрит на меня. У нее очень большие когти и такие же большие зубы, а уши прижаты к голове. Погладь ее, дорогая, успокой.
Лиз, дернулась и опустила глаза.
– Я не- рев-ную, – медленно, почти по слогам, проговорила она.
– Ревнуешь, не спорь. Что толку отрицать очевидное? Ты же знаешь, я вижу эмоции, своеобразно вижу. Говорят, сон разума порождает чудовищ, а все гораздо проще – сознание, когда не справляется с эмоциями, порождает их аватары. Вот пробежала маленькой серой мышкой тревога: вдруг я сегодня заработаюсь, и ты не получишь то, что хочешь? На подоконнике сидит Птица Обида. Хотя я столько раз говорил тебе, Лиз: сначала работа, а потом личное. Сколько? Почему этот сип то увеличивается, то уменьшается? Я так его не люблю. У пациенток эта вонючая зараза иногда достигает огромных размеров.
Стив замолчал. Его удивительная особенность видеть эмоции позволяла ему понимать пациентов и лечить их. Он видел сильные, и отрицательные, и положительные эмоции пациентов. Аватары эмоций. Как это иногда напрягает! Они становятся бесконтрольными у больных или у близких людей, и он видел, как они вьются у ног человека. Иногда пытаются напасть. Гнев и ярость, например, умеют сыпать искрами. Посмотрел на Лиз.
– Только ты зря ревнуешь. Здесь загадка для моего честолюбия. Я или Он.
– Он – это Бог?
Стив кивнул.
– Он подкинул мне проблему, как кость. Сможешь, поймешь – умница, а нет – грош тебе цена. Что-то сложно даются слова.
Стив молчал, а ревность, сидящая у ног Лиз, уменьшалась в размере, но до конца не пропадала.
– Если бы я понимал. Если бы. Лиз, поверь, все слишком странно. Я не про тело. Сама знаешь. Для меня важно тело, как сосуд для сознания. Часто больного, ущербного, расколотого, но сознания, которое я ощущаю, к которому могу прикоснуться. Ты знаешь, я могу, умею это делать. Поэтому и лечу их. Лечу, касаясь и убирая больные, извращенные образы, восстанавливая их не только гипнозом, лекарствами, сексом. А тут я не чувствую. Ее сознание закрыто для меня. Ее сознание иногда как бы вылезает наружу, словно язык изо рта, и снова уходит вовнутрь, в недосягаемость. И там я не могу его коснуться. А ее эмоции, они не вспыхивают – так, небольшие всполохи любопытства, но у нее все под контролем. Строжайшим и непробиваемым. Кто она? Иная сущность, богиня? Но точно – не просто человек.
– Может, у нее их нет, эмоций? А такие, как гнев, боль, тревога, обида – неужели отсутствуют?
– Представь себе – да. Или я их не вижу. Вот твои вижу. Например, сейчас лежит у кресла твоя похоть. Извини, пусть будет твое сексуальное желание. Не обижайся, от изменения названия суть не меняется. Лоснящаяся ленивая кошка. Она умывает мордочку и никуда не спешит, знает, своего дождется. Я коснусь ее, и она замурлыкает.
Лиз засмеялась.
– Милый, как романтично. Но ты с этим живешь, и это ужасно.
– Я умею с ними ладить. В детстве был уверен, подобное видят все, и был удивлен, что это не так. Потом стал скрывать, чтобы не попасть в лечебницу. Потом научился использовать.
– Ты такой странный, Стив, но мне это нравится. Пойду, не буду тебе мешать. Да, ты помнишь, что на следующей неделе у тебя выступление на телевидении в часовой программе «Расстройства пищевого поведения и к чему они приводят»? Просили придумать какую-нибудь изюминку для привлечения внимания телезрителей.
– О… Может, ты выступишь, Лиз? Ты красивая, импозантная, фотогеничная, а я…
– А ты руководитель клиники, профессор и т.д. Увильнуть не удастся. Передача очень высокорейтинговая. Ожирение – невероятно актуальная тема, и многих интересует, к чему приводит его противоположность. Я пошла, надеюсь, Жанет или Жаклин не займет у тебя слишком много времени.
– Вот не знаю, – засмеялся Стив, – интересный случай и интересная девушка.
– Тогда приятного времяпрепровождения, а потом я вся твоя.
Дверь
