Гермиона не сдержалась, поднесла руку к крыльям в попытке коснуться их, но лишь провела пальцами сквозь, ощущая на пальцах лишь тепло магии.
Когда же Джинни изъявила желание найти что-нибудь и Гермионе, та тихо покинула магазин костюмов. Ей не по карману те дорогущие шикарные платья и оригинальные костюмы. К тому же, она может надеть свой прошлогодний костюм ведьмы, который она надевала, и не раз. Чёрный корсет с длинными рукавами, свободная юбка до пола, сверху накидка, и всё это усыпано серебряными “капельками”. И кленовая метла в руки. Подходящий костюм на Хэллоуин и без траты денег.
Третий день закончился распиванием сливочного пива в Трёх Мётлах. Счастливая Джинни напрочь забыла о своём обещании, что не могло не радовать Гермиону.
В четвёртый день шёл самый разгар подготовки Большого Зала. Гермиона решила оставить место под танцплощадку, поэтому большие факультетские столы подвинулись к стенам. Их накрыли зелёной скатертью, а сверху планировали поставить блюдца с едой и напитки.
Чуть ближе от факультетских столов к центру поставили множество круглых столов, также накрытых зелёной скатертью. К ним были придвинуты стулья, на спинках которых вырезаны различные узоры: летучие мыши, тыквы, оборотни, ведьмы с мётлами, луна, звёзды и множество других.
Потолок заколдовали так, что свечей стало меньше, а к ним добавились летучие мыши, летающие и слегка колыхающие огоньки.
На факультетские столы поставили выращенные Хагридом тыквы. Старосты вырезали на них страшные морды, но несколько оставили, чтобы налить в них пунш.
Почти перед самой танцплощадкой возвели небольшую сцену в виде большой плоской тыквы с огненными глазами, где будет играть музыкальная группа скелетов. Сцену заколдовали так, что она будет светиться разными цветами, бросая эфемерные лучи летать по Большому Залу. В основном подсветка была зелёного и фиолетового цвета. И кто-то из старост предложил заколдовать Пикси, чтобы те в специальных нарядах летали и собирали стаканы с под пунша, освобождая место на столах. Гермиона восторженно похвалила за идею. Это действительно необычно и будет добавлять… некую изюминку?
К концу дня Гермиона не чувствовала ног. Еле дошла до спальни, плюхнувшись на кровать без сил в том, в чём и была одета, сразу же заснув.
На пятый день она со старостами заканчивала подготовку Большого Зала. Малфой всё же изволил явиться и со скептическим взглядом рассматривал успехи студентов, чувствуя на затылке нервный взгляд Гермионы, чуть не прожигающий в нём дыру.
В конце концов, он не сдержался и шикнул на неё:
— Ради Мерлина, Грейнджер, тебе больше нечем заняться, кроме как любоваться мной всё время?
Гермиона чуть не выронила пергаменты, с которыми сверялась по плану. Резко подняла голову, кидая на него очередной испепеляющий взгляд. Не так уж много она и пялилась на него, чтобы он… говорил об этом. Упрямо сжала губы, стараясь молчать, но самодовольная, немного раздражённая улыбка, которая неспешно растянула его губы, колыхнула что-то внутри, опрокидывая хрупкий сосуд с раздражением, которое копилось почти неделю, разливая всё содержимое прямо к его начищенным туфлям.
— А тебе нечем заняться, кроме как слоняться тут без дела, время от времени бросая пустые замечания? Ты, — если твоя бедная белобрысая головушка не забыла, — тоже главный староста. Мог бы оторваться от своих “безусловно, важных” дел и помочь с подготовкой…
— Могла бы попросить.
Что?
Гермиона заткнулась, уставившись на него, как на полоумного. Малфой же лениво разглядывал стоящие поодаль столы, скользя взглядом по глупым вырезанным мордам, кривясь. Надо же, эти идиоты даже не смогли сделать нормальные тыквы, только испортили всё, но он не будет ничего переделывать.
Взгляд скользил дальше, пока не наткнулся на Грейнджер, глупо открывающую и закрывающую рот, не в состоянии выдавить слово. И почему-то он не смог оторваться от этого рта, мысленно обводя изгиб тонких губ.
И вдруг захотелось прижаться к ней. Врываться в этот — отвратительный, грязный! — влажный, жаркий рот. Вылизывать его изнутри, чувствуя, Мерлин, её вкус.
Малфой словил себя на том, что слегка дёрнулся в её сторону.
— Что это значит? — выдавила она, уставившись на него.
Что? Она же… не заметила его движение?!
Гермиона нахмурилась, складывая руки на груди, свернув пергамент. Вид у неё был весьма удивлённым, хотя она и хотела выглядеть серьёзно.
Давай, Малфой! Натяни на лицо привычную маску, как отец учил. Ты же помнишь, что он говорил? «Что бы ни случилось, в какую бы ты выбивающую из колеи ситуацию не попал — всегда, запомни, ты всегда должен уметь вовремя надеть маску безразличия. Хладнокровность — сила, умение быть выше других. Это умение семьи Малфоев. Ты обязан научиться этому, Драко!»
И он смог. Снова вернул лицу безразличное выражение, слегка приподнимая уголки рта так, чтобы это было похоже на лёгкую ухмылку, так свойственную ему, Драко Малфою. И это вызвало почти ликование. В последнее время он раскис, стал походить больше на идиота-Теодора.
Гермиона вздохнула, собираясь отвернуться и продолжить подготовку, но истинная гриффиндорская натура дала о себе знать так не вовремя.
— Что это значит? — повторила она свой вопрос настойчивее.
Малфой поднял светлые брови почти комично. Склонил голову набок, изучая её лицо.
— Что именно? — спросил он, растягивая слоги на свой любимый лад.
Да он издевается! Играет с ней, показывая наигранное непонимание, заставляя её говорить то, что и так было ему понятно!
Гермиона раздражённо вздохнула, борясь с резко возникнувшим желанием врезать по его наглой морде!
— Что значит “могла бы попросить”?! — гаркнула она, понимая, что проиграла в этой игре. Его торжествующий взгляд дал это понять. Пусть так! К чёрту! Он обязан ответить.
Малфой закатил глаза, покачал головой, смотря на неё почти… разочарованно. А взгляд её приковался к его светлым отросшим волосам, упавшим на лоб из-за движений.
— Ты действительно такая глупая, или притворяешься?
Гермиона открыла рот от такой наглости. Возмущение охватило её с головой, а ухмыляющийся Малфой, стоящий напротив, смотрящий на неё с толикой презрения… Весь вид его подливал масла в огонь внутренне бушующей Грейнджер.
— Да как… Что ты…
— О, Мерлин, — Малфой поднял лицо к потолку, вскидывая вверх руки, — избавь меня от её непроходимой тупости.
И прежде чем впавшая в ступор Гермиона успела что-то сказать, он развернулся и пошёл прочь. На мгновение остановился, бросив на неё насмешливый взгляд, и скрылся за дверью Большого Зала.
Утро шестого дня нагло вырвало Гермиону из сладкого сна. Точнее не утро, а Живоглот, который забрался на голову хозяйки, лежавшей на животе. Дёрнувшись, она проснулась, скидывая с себя кота, недовольно фыркнувшего.
Перевернувшись на спину, Гермиона вновь
