Успокойся.

Успокойся, Малфой.

Действительно! Чего ж ты, блять, такой нервный с утра?!

— Немедленно выходи, — скомандовал он, сжимая кулаки, удерживая себя от желания взорвать дверь Бомбардой, чтобы вытащить эту суку за волосы. А она будто не понимает, насколько он взбешён. Говорит своим назидательно-раздражённым тоном, будто воспитывает непутёвого ребёнка:

— Нет! Подождёшь! А если так уж невтерпёж — сходи в ванну старост.

Сука! Малфой сжимает зубы, снова ударяя кулаком по двери.

— Тебе это ещё аукнется, грязнокровка!

Он хватает конверт, стараясь не помять его, и вылетает из спальни, громко захлопывая дверь. Через мгновение он уже выходит в коридор, старательно игнорируя возглас старого барона на картине, чтобы не послать того к чертям. Быстрыми шагами идёт по коридору, бросая испепеляющие взгляды на прохожих, из-за чего те вжимают головы в плечи, отводя глаза и замолкая. Да, рано, но многие уже встали. Ещё бы, первым уроком гербология. Смежная с грёбаными гриффиндорцами.

Драко летит по коридорам, минуя бесчисленные повороты, спеша к профессору Снейпу. Он должен помочь, он знает, как важен этот ритуал Волан-де-Морту. Он всегда выручал, он поможет.

Подземелья встречают Малфоя ностальгической прохладой и влажностью. Он неосознанно замедляет шаги, прикрывая глаза, практически физически ощущая тревогу, разрывающую его грудь. Снейп должен помочь, иначе им всем несдобровать.

Рука сжимает письмо, ощущая, как под пальцами мнётся пергамент. Малфой доходит до кабинета и, не стучась, заходит внутрь. Профессор сидит за своим столом и водит пером по пергаментам. Он на мгновение поднимает глаза на Драко, потом на письмо и снова возвращается к пергаментам.

Размеренные, слегка торопливые шаги, и вот Малфой уже перед Снейпом. Смотрит на того, сжимая губы в тонкую линию. Не говоря ни слова. Профессор почти незаметно вздыхает, откладывает письмо, отодвигает пергамент и ставит локти на стол, переплетая пальцы.

— Мистер Малфой? — Поднимает тёмные брови, равнодушно взирая на крестника.

— Они убили её. — Брови Снейпа снова поднимаются в немом вопросе. — Чёртов Даг не смог сдержать свои руки, она сдохла, а они не успели излечить её. Ритуал сорван!

В кабинете повисает тишина, и никто не собирается её нарушать. Малфой смотрит в глаза крёстному и ничего в них не видит. Пустое чёрное безразличие. Будто это совершенно неважно. Будто он не знает, каков Волан-де-Морт в ярости.

— Значит, нужно заменить девушку.

Он говорит это так, будто обсуждает погоду. Грёбаный дождь, что заливал местность. Холодное спокойствие, но, чёрт возьми, Малфой уверен, он мысленно содрогнулся, когда представил, что Тёмный Лорд может сделать, если ритуал сорвётся.

— Но оставался всего лишь месяц…

— Нужно заменить девушку, займитесь этим, мистер Малфой. А сейчас будьте так любезны, покиньте мой кабинет, я очень занят.

Чёрные глаза вновь возвращаются к пергаменту, а пальцы сжимают перо, окуная его в чернила и снова выводят на бумаге ровные буквы. Драко следит за этим движением, почти не моргая, а в голове будто стало так тихо. Так давяще тихо, что, кажется, все мысли, что копошились изо дня в день, каждую секунду, просто исчезли, оставляя голову совершенно пустой.

Скрежетание пера возвращает в грубую действительность, светлые брови хмурятся, а в следующее мгновение ноги уже привычным темпом несут к массивной двери.

Захлопывающийся звук возвращает в голову мысли, заставляя на миг прислонить к вискам холодные пальцы и снова убрать их, сжимая в кулаки.

Искать девушку? Да раз плюнуть. Хорошо хоть то, что самому наверняка не придётся выкручиваться из этой ситуации. Найти — он найдёт, но вот что скажет на замену Волан-де-Морт… По головке точно не погладит.

Рука ныряет в карман мантии и достаёт письмо. Потемневшие глаза практически сжирают пергамент, и остаётся лишь удивляться, как он вдруг не вспыхнул огнём, а все также остался сжатым в пальцах.

Такое ощущение, будто вся реальность, весь окружающий мир исчез. Просто перестал существовать, утратил свою значимость, оставляя разгорячённые мозги судорожно работать, пытаясь придумать выход. Это уже не просто какое-то поручение, от которого всё равно сводило внутренности, это безумно важно. Промах — и можно попрощаться со своей шкурой. И с матерью.

От этой мысли противно засосало под ложечкой, а холодная рука снова накрыла лицо, слегка надавливая на веки, убирая возникшие проекции образов его расправы прочь, подальше в сознание. Туда же, где болталась мысль о том, что Панси хочет от него большего, чем просто игра на публику, липкие обжимания и бессонные ночи.

Все слишком много хотят от него. И никто не хочет пойти нахер со своими желаниями. И вот как с этим быть?

Малфой страдальчески вздохнул, что было совершенно не свойственно ему, когда он не играл на публику, пытаясь добиться своего. Наедине с самим собой он, конечно, старался не выходить из роли, но вечная маска притворства ещё не окончательно приросла к лицу, то и дело спадая, обнажая истинные эмоции и чувства. В такие моменты он чувствовал себя обнажённым. В переносном смысле, но от этого он не чувствовал хоть капли удовлетворения. Было ясно — он ещё «зелёный» в этом деле, ещё не научился вечно держать марку, упиваясь моральным преклонением общества, когда в голове одна мысль — не допустить потери маски.

На обратной стороне воспалённых век вспыхнул образ кучерявой особы, что вечно раздражала.

Грейнджер.

Почему-то то, что он находится в пустом влажном подземелье и думает о Грейнджер не как о жертве его мести, показалось странным. Будто он самолично копался в её белье. Это казалось таким интимным и… неправильным. Но в данной ситуации её образ не раздражал. Наоборот, Мерлиновы штаны, мысли о Грейнджер успокаивали его.

Может, он просто уже настолько привык к ней, свыкся с её запахом, что впитывают стены ванной, когда он заходит в душ, или когда проходит по гостиной… Да, в некотором роде он свыкся с мыслью о её присутствии, но не как лично с ней. Стоит несносной грязнокровке явиться перед ним физически — башню сносит окончательно и бесповоротно.

И вот в чём загвоздка — какого чёрта он привык к её образу, но не к ней самой?

Что, блять? Не смей, слышишь, Малфой, не смей думать об этом! Она — грязнокровка, и этим всё сказано. Что не ясно?!

Едва различимые шаги еле пробились сквозь пелену мыслей, и тогда Драко осознал, что потерял приличное количество времени просто стоя посреди подземелий с зажатым в руке письмом и Грейнджер в голове. От осознания последнего возникло ощущение желчи, сжимающей горло, поэтому пришлось сплюнуть, морщась.

Он никогда не думал о Грейнджер спокойно, без желания вырвать подбородок, не чувствуя, как в груди сжимается комок ненависти. И на этот раз ничего не изменится.

Малфой быстрым шагом вышел во двор, сжимая письмо, будто