Вся дрожь прошла моментально. Остался осадок. До того неприятный осадок, что хочется выдрать его ногтями, только бы не чувствовать, не ощущать его на себе. И в себе. О Мерлин, Малфоя стало так много, что, кажется, он забирает весь кислород, существующий для них двоих. Хотя, уже нет никаких их. Не было. Есть только он, а она… просто исчезла.

Гермиона упала в своих глазах так низко, что возникло ощущение отвращения. Не привычного — к нему, совершенно иного, намного хуже — отвращение к самой себе.

Предательские слёзы подступили к глазам, но она лишь зло сморгнула их.

— Гре-ейнджер… — противно тянет её имя. В который раз. Как и всегда. — Вы посмотрите на неё. Вот это да… Серая мышь, книжный червь, фригидная сука. И всё в одном флаконе. И что же ты делаешь? Целуешь меня? С ума сойти. — Он щурится, усмехаясь.

Ком подступил к горлу. Фригидная?

— Меня хотя бы не трахает половина Хогвартса, в отличие от твоей подружки, Малфой! — гнев наполнял её, давая силы. Такие необходимые силы, потому что, кажется, что вот-вот он разорвёт её на куски. Одним только взглядом.

Он знал, что Панси девушка лёгкая на подъём, отказать в таком она не сможет. Просто не хочет. Он знал это, но когда это говорит она… Когда эти слова вылетают из её грязного рта, да ещё и с такой злобой, с такой ненавистью… Хочется не просто ударить — убить, размазать по стенке. Чтобы знала, с кем говорит. Кому, чёрт возьми, говорит.

— Вот она-то грязная. Может, я и фригидна по сравнению с этой шл…

Удар.

Удар по щеке.

Голову будто кидает в сторону, а щёку прожигает огонь. Его огонь. Он горит, глаза не просто метают молнии, они убивают наповал. В глазах злость, злость и только злость. Ни ненависти тебе, ни презрения.

Доигралась.

Гермиона прикладывает руку к щеке, смотря на него в упор. Он ударил её. Снова. Да сколько можно уже ее бить? Скула болит, и кто-то будто прорвал плот, сдерживающий слёзы. Гермиона попыталась остановить их, но не вышло. Слишком долго они копились, слишком долго она держала их в себе.

— Что ты…

— Заткнись! Заткнись! — Он вскидывает руку ладонью к ней, останавливая. — Не говори ничего! Ни слова, Грейнджер. Иначе я убью тебя. Клянусь, я убью тебя!.. — Закрывает глаза, втягивая такой необходимый сейчас кислород. А его нет. Будто кто-то уже поглотил весь воздух. Ну, конечно, Грейнджер.

Малфой открывает глаза от резкого крика, разрывающего ушные перепонки.

— Так убей!!! — она орёт, чувствуя, как дерёт в голосовых связках. Завтра она охрипнет, точно. — Убей меня сейчас! Ты же ненавидишь меня, так чего медлить?! Давай, трус, сделай это! И нам всем полегчает, правда?

А он молчит. Даже злость из глаз исчезла. Малфой просто стоял и смотрел на неё, взлохмаченную, плачущую с красными гневными глазами. Сколько в них боли и ненависти. Не дай Мерлин утонуть в этом карем море. Он захлебнётся, просто захлебнётся. Она убьёт его, если он начнёт тонуть в ней.

— Дура. — Она сжала зубы, вздёргивая чёртов подбородок, но раздражение не появилось. — Какая же ты дура, Грейнджер. Твоя чёртова гриффиндорская смелость сведёт тебя в могилу.

— Ты мерзкий ублюдок! Я ненавижу тебя!

Её трясло. В голове будто лопалась сотня шипящих пузырей, пульсируя болью в висках. В глазах помутилось от слёз. По горлу будто прошлись лезвием, царапая его изнутри, что каждый глоток давался с трудом. Горло пересохло, першило.

Хотелось кашлять, но она боялась, что выхаркает все внутренности, поэтому просто стояла напротив него, прижатой к стене и тряслась.

Тряслась от злобы, от ненависти, от боли в голове и горле. От предательских слёз, что не хотели останавливаться, делая её слабой в его глазах.

— Я ненавижу тебя… Ненавижу, — Гермиона шептала, боясь повысить голос.

Казалось, что горло вот-вот разорвётся от недосказанных слов, стоит ей начать говорить чуточку громче. Тех слов, о которых она потом пожалеет, если Малфой с ней ничего не сделает.

Стоп. Она боится Малфоя? Да чёрта с два!

— Ты же обещала, что я никогда не увижу твоих слёз. — Гермиона вздрогнула. Даже не от его слов, а от голоса. Такого тихого, с хрипотцой, будто он сам кричал несколькими часами ранее. — Ты не сдержала слово, Грейнджер. Плохая девочка. — Он не сдвинулся с места, лишь наклонил голову к плечу, спокойно наблюдая за ней.

Как можно быть таким разным?! То целует ее; то бьёт её по лицу, выбивая искры из глаз; то стоит и спокойно наблюдает, как она трясётся, показывая ему свою слабость.

— И не увидишь, — прошептала она, тыльной стороной ладони стирая слёзы, задевая щёку и морщась. — Ты отвратителен, Малфой, просто отвратителен.

Гермиона глубоко вздохнула, будто это единственное, что она может сделать, оставаясь собой. Но… она уже потеряла себя и свою гордость. Лишь остатки, словно мелкие осколки, остались безвольно лежать на дне её искалеченной души. Гермиона оторвалась от стены, хотя Малфой уже давно не держал её. Вздёрнула подбородок и взглянула Драко на грудь. Смотреть в глаза отчего-то не хотелось. Она боялась увидеть в них своё отражение с позорным выражением лица. Сейчас он победил её, но только сейчас. Впереди ещё полно времени, Малфой за всё ответит.

— Ты очень плохо меня знаешь, Грейнджер. Интересно, что бы ты сказала, узнай меня поближе, услышав все мысли? — он спросил шёпотом, наклонив голову к плечу. В глазах плясали черти.

— Что ты ненормальный псих, Малфой, — она слабо ухмыльнулась, качая головой. Обошла его стороной, продвигаясь вдоль дивана к лестнице. Когда она была прямо перед ней, Малфой тихо прошептал, но слова будто вонзились в её спину маленькими иголочками, заставляя сжать челюсти почти до хруста, лишь бы не проронить ни звука:

— Да, Грейнджер, я ненормальный. Но ты не знаешь насколько. Придёт время, и ты узнаешь, вкусишь все мои странности сполна. И тогда ты поймёшь, кто такой на самом деле Драко Малфой. Но тогда уже будет поздно что-либо предпринимать. Очень поздно, Грейнджер.

Захотелось рассмеяться от этого пафоса. Запрокинуть голову и смеяться до боли в животе и выступающих слёз. Но она только прыснула, на секунду зажмурившись, а в следующую секунду она уже ступила на первую ступеньку, наполовину скрываясь во тьме. Сзади послышались шаги, и Гермиона напряглась, но Малфой не пошёл за ней. Шаги притихли, а потом захлопнулась картина. Куда его черти понесли?

Гермиона зашла в свою спальню и спустилась на