– Эти жалкие глупцы, – прошипел отец. – Они так же слепы, как и их предводитель, и точно так же постоянно суют нос не в свои дела. К счастью, от них гораздо легче избавиться.
– Погоди, – прошептала я. – Избавиться? Их должно быть трое. Ты убил третьего?
– Тише, – шикнул он, но я видела, что он улыбается. – Я все еще уязвим. Они ничего не должны знать.
Спэрроу бросилась в нашу сторону, едва успев коснуться земли ногами. К нам уже вернулась наша гораздо менее презентабельная внешность, и отец снова был Кройдоном Фростом. Он улыбнулся ей дружелюбной, несколько глуповатой улыбкой и отвесил поклон. У меня даже кости занемели от холода, и по мере их приближения мне становилось все труднее сдерживать неконтролируемую дрожь.
– Поздновато для прогулки, – сквозь зубы процедила она. – Что вы тут затеваете? Я думала, экономка запретила горничным выходить из дома после наступления темноты.
– Зря ты на нее набросилась, – прошептал Финч и взял сестру под руку, тщетно пытаясь оттащить от меня.
Я подняла глаза на отца, опасаясь, что Спэрроу может спровоцировать его на ответную агрессию, о которой всем придется пожалеть, и заметила жилку, пульсирующую у него на виске. Я уже знала, что он оказался способен избавиться от одного из Арбитров, но не имела ни малейшего представления о том, как далеко простирается его терпение.
– Слушай, брат, хватит миндальничать с этой жутковатой крошкой. Она одна из них, а мы прибыли сюда, чтобы разобраться с ними, а не чаи гонять.
Спэрроу произнесла это, не сводя с меня глаз. Я едва не расхохоталась, настолько комичным было то, что она усматривала опасность во мне, не замечая того, что прямо перед ней стоит бог, пылающий жаждой мести в адрес таких, как она.
– Ты права, – напрямик ответила я. – Мы не друзья, и я нарушила запрет миссис Хайлам. Может, принести розги, чтобы ты отхлестала меня за это прямо сейчас?
– Это было бы неплохое начало! – рявкнула она, нависая надо мной.
– Я тебе ничего не сделала, – ответила я. – Почему ты меня так ненавидишь?
– Я тебя ненавижу? – Она расхохоталась и тряхнула головой, откидывая за спину свои густые желтые волосы. – Я была создана с этой целью – узнавать правду и выявлять ложь. В этом доме назревает что-то неладное, и я знаю, что ты, девчонка, к этому причастна. Что вы тут делали вдвоем?
– Спэрроу, я прошу тебя, успокойся…
Финч попытался обнять ее за плечи, но она снова стряхнула его руку.
– Если что, это мой отец, – вздохнула я.
Произнеся это слово, я ощутила, что уступаю ему превосходство в нашем противостоянии. Он же кротко улыбался, стоя рядом со мной и ничем не проявляя своей истинной сущности.
– В детстве я его не знала. Он приехал сюда, чтобы познакомиться со мной, чтобы обрести давно утраченную дочь. Я уверена, вас немало порадует то, что я не просто низкородная, но к тому же и незаконнорожденная иномирка.
Спэрроу подозрительно прищурила сапфировые глаза. В этот момент в ней не было ничего ангельского. Я больше ничего не успела добавить, потому что она схватила меня за горло, сдавив его словно тисками. Я ахнула и всплеснула руками, но она была гораздо сильнее. Впившись пальцами в мою шею, она подтащила меня к себе.
– Ты говоришь мне не всю правду, маленькая лгунья! Но тебе не удастся меня обмануть. Я использую Право на Кару…
Больше я ничего не услышала. Спэрроу широко открыла рот, и из него ударил луч ослепительного золотого света. Обрывками сознания я слышала, как кричат Финч и отец, но меня там уже не было. Повсюду был ослепительный, сверкающий белый свет, а затем я провалилась в небытие. Когда мои глаза привыкли к сверканию, я обнаружила, что нахожусь в холодной белой комнате, где не было ничего, кроме стола, на котором я лежала. Поверхность стола казалась мне утыканной горячими иголками, которые начинали нестерпимо колоть и царапать мою кожу при любой попытке пошевелиться.
Я вскрикнула, потому что больше ничего не могла сделать: как Иисус к кресту, я была прикована к Т-образному столу железными кандалами, надетыми на запястья и щиколотки. Тут же находилась и Спэрроу – я ощущала, как она окружает меня со всех сторон подобно пару. Моя тюрьма не была сложена из кирпичей или камней – я была заперта в собственном мозгу.
– Что вы делали в этом шатре?
Ее голос раздавался из стен моей мысленной тюрьмы, из окружающего меня воздуха. Я запаниковала, пытаясь сделать вдох. Действуют ли здесь законы внешнего мира? Есть ли отсюда выход? Я этого не знала. Я плотно зажмурилась, борясь с желанием выболтать всю правду. Я попыталась заговорить, но поперхнулась. Лгать не получалось. Тут это было невозможно… Я вспомнила рассказ о девушке в дневнике Бенну – о девушке, лицо которой растаяло, как кипящий воск.
– Я встретилась со своим отцом! – хриплым от безумного отчаяния голосом выкрикнула я.
– О чем вы говорили?
Казалось, я ощущаю ее голос на вкус, вдыхаю ее, позволяю ей заглянуть в самые темные, самые потаеннные уголки своей души и своего разума. Я должна была выбраться, я не собиралась позволять ей одержать верх. В попытках вырваться я металась, раня себя об иглы на столе. Я крутила головой, чтобы вытряхнуть ее из себя, но все было бесполезно. Я замерла, тяжело дыша, и в ужасе осознала, что еще немного – и она вытянет из меня всю правду. Я посмотрела в сторону, на свое плечо. Затем мой взгляд переместился ниже и упал на пальцы, на кончиках которых все еще виднелись шрамы. Один палец был перебинтован. Это была повязка, наложенная после укуса паука. На этот раз мне не пришлось напрягаться, чтобы привести себя во взвинченное состояние, необходимое для трансформации. Отец сказал, что это возможно. Нужно только произнести какой-то заговор. Капкан Оборотня прост: капля крови, прядь волос…
Ну пожалуйста, сработай, пожалуйста, сработай!
Становиться кем-то… чем-то другим было адски сложно. Это напоминало привыкание к новому телу в процессе взросления, только этот процесс был обратным и более мучительным. Моя плоть и кости были слишком велики для того, во что меня принуждали превратиться мои способности. Я сжималась, мою кожу жгло огнем, а в ушах стоял хруст костей. А потом все закончилось, и хотя у меня по-прежнему все болело, я уже не была собой. Я была маленькой и очень, очень быстрой. Я соскочила со стола. Я могла прыгать! Боже, какой же
