Воровка с трудом сглотнула.
– У меня их больше нет.
Коль склонила голову к плечу, ее жутковатая сердечная улыбка на мгновение померкла.
– Не лги мне, muchacha.
– Я не лгу, – прорычала Финн, заливаясь краской. Чем признавать правду, уж лучше бы она солгала и сказала, что продала книги. – У меня их украли.
В подвале воцарилась тишина. Коль потрясенно уставилась на воровку, а затем запрокинула голову и оглушительно расхохоталась. Ее смех эхом разнесся по залу, растянулся вширь, будто аккордеон.
Она даже махнула рукой, показывая своим подручным, что и они могут посмеяться. Хохот сотрясал стены подвала. Финн нахмурилась, стиснув зубы.
– Вот так воровка! А я еще думала, что ты представляешь для меня какую-то угрозу! – Коль промокнула слезы, проступившие в уголках ее глаз. – Думала, ты собираешься увести у меня часть дел и прочее.
– Просто отпусти меня, и твои тупоголовые прихвостни могут ржать хоть всю ночь.
Коль вскинула руку, и ее приспешники замолчали.
– Я так не думаю. Понимаешь, ты все еще должна мне за те книги. И придется тебе выплатить этот должок, работая на меня. – Она развела руки, будто предлагая Финн обнять ее. – Добро пожаловать в дружную семью Ла Фамилиа, mija.
У Финн сжался желудок. В последний раз, когда кто-то называл ее «доченька», все сложилось не очень-то хорошо. Когда ее родители погибли и Игнасио ее удочерил, Финн много лет проработала с ним в разных цирках по всему Касталлану. Он был обаятелен, и его шарм – гипнотический, ощутимый на телесном уровне – делал его талантливейшим конферансье. Игнасио обожал внимание, ему нравилось, как люди подаются ближе и слушают его слова, выполняют его указания. Пока ее приемный отец выступал на арене, Финн помогала в цирке, чем могла. Так она и выросла. Но они с Игнасио никогда не задерживались подолгу в одном месте. Как только Финн заводила друзей и начинала вписываться в разношерстную цирковую семью, Игнасио покидал это место. Только спустя много лет Финн поняла, что приемный отец увольнялся вовсе не потому, что не мог выносить рутину. Он увольнялся, поскольку ему не нравилось видеть, как она заводит друзей. Не нравилось видеть ее с кем-то, кроме него самого.
Игнасио была нестерпима мысль о том, что Финн может покинуть его, не спросив разрешения. Обычно она боялась выводить его из себя и не проявляла даже малой толики независимости. Но случались у нее и мгновения бунта, когда Финн отказывалась слушаться. Тогда Игнасио бил ее – и она выносила побои молча, ему назло, просто чтобы доказать ему, что она достаточно сильна, чтобы принять такое.
И вот, в один из таких дней она сбежала на несколько часов – бродячий цирк приехал в новый город, и ей хотелось осмотреть новое место. Когда она вернулась, Игнасио бросился к ней и влепил пощечину, от которой у нее даже шея заныла. Финн просто смотрела на него, вскинув подбородок и чувствуя, как болит щека и как поднимается и опадает от плохо сдерживаемой ярости грудь. И тогда Игнасио улыбнулся.
«Я не сержусь на тебя. – Он опустил ладони ей на плечи. – Я знал, что ты вернешься. Ты всегда возвращаешься. Потому что ты сама знаешь, как знаю и я, что никто другой тебя не примет. Что твое место рядом со мной. – Он поцеловал ее в лоб и взъерошил ей волосы. – И так будет всегда».
Это слово – «всегда» – что-то задело в ней. Холодное это было слово, юркое, как угорь, несущийся в ледяной воде. Игнасио и раньше говорил что-то подобное. Но тем вечером разговор с приемным отцом вызвал в ней ужас. Неужели именно такой ее жизнь и будет всегда? Тогда-то Финн и сбежала. Заставила его почувствовать себя столь же бессильным, как чувствовала себя она, помчалась в порт и пробралась на первый подвернувшийся ей корабль.
Нет, Финн не позволит затащить себя в новую семью. Не позволит Коль затянуть удавку на ее шее и рывком поставить в строй. Уж лучше умереть.
– Я не вступлю в вашу банду, – прорычала Финн.
– Ты забрала то, что принадлежит мне, Воровка Лиц. Вор, который позволяет украсть у себя украденное… – Коль цокнула языком. – Никакой и не вор вовсе. А притворщик. Тебе повезло, что я вообще предлагаю тебе возможность поучиться у настоящего мастера воровского дела. И я ожидаю, что ты вступишь в наши ряды без особого тарарама. Но и к тарараму я готова. Тебе известно мое пропио, девочка. Не стоит сопротивляться.
Финн понимала, что сражаться бесполезно. Пропио Коль было чудовищно – она легко могла подавить ток магии в любом человеке. У Финн не было ни единого шанса выбраться отсюда живой. Но она никогда не сидела тише воды, ниже травы. И уж точно не собиралась отступать от своих принципов именно сейчас.
– Итак, что скажешь? – Коль подалась вперед на стуле.
Финн вскинула связанные руки. Тонкие осколки камня взметнулись из пола, вспороли веревки на ее запястьях. Она высвободилась.
Приспешники Коль ринулись из теней, набросились на девушку. У Финн все еще были связаны лодыжки, и она сбила одного из нападавших чередой камней, вспучившихся над полом подвала. Затем она обернула кулак в каменную броню и ударила следующему бандиту прямо в нос. И вдруг, в одно жуткое мгновение, все прекратилось. Ее связь со стихией земли оборвалась, камень на кулаке раскололся, распадаясь в жалкое крошево.
Прихвостни Коль в мгновение ока набросились на нее. Последним, что Финн увидела до того, как мясистый кулак обрушился на ее челюсть, была улыбка Коль. Вот с такой легкостью глава Ла Фамилиа лишила Финн всей магии, струившейся в ее теле. Ей потребовался всего лишь миг. Всего лишь взгляд.
Финн швыряло от одного подручного к другому, которых было не меньше десяти. Удары и пинки сыпались беспрерывно, и от очередного мощного удара по ребрам девушка наконец упала. Из носа на пол потекла кровь.
– Поверните ее, – распорядилась Коль. – Некоторых деток просто нужно иногда наказывать, вот и все.
Какая-то широкоплечая баба перевернула Финн ничком и наступила ногой на щеку.
Воровка задыхалась, с каждым вдохом пыль попадала ей в нос. Все тело сотрясалось от боли. Коль с улыбкой наблюдала за ней, будто Финн была почетной гостьей в ее доме.
– Знаешь, от чего бы я не отказалась после всех этих треволнений? – Коль склонила голову к плечу, словно раздумывая. – От тарелочки супа санкочо.
Финн замерла, чувствуя, как екает сердце.
– Как там называлась та таверна в Грани, где подают изумительный суп?
