— Ему плохо! Он опять стонет! — выпалила я, порываясь бежать, но Пепе преградил мне дорогу и покачал головой.
— Вам лучше вернуться в комнату, миледи.
Стон снова раздался под сводами замка, а потом послышался вскрик… женский.
— Что это?! — едва выговорила я.
— Милорд допросить хочет служанку, — нехотя ответил Пепе.
— Барбетту?
— Вам лучше вернуться, — повторил слуга, но остановить меня уже было невозможно.
Поднырнув под руку Пепе, я бросилась к лестнице. Слуга оказался проворней, и встал у меня на пути:
— Не ходите туда, миледи. Граф будет недоволен.
Его слова были не лишены смысла, но новый стон придал мне смелости и сил:
— Отойдите, Пепе. Небесами вас заклинаю.
Что-то в моем голосе или лице заставило его нарушить приказ графа. Пепе медленно отступил, пропуская меня, и пошел следом на расстоянии трех шагов.
По мере того, как я приближалась к спальне мужа, стоны и крики становились громче, и возле самых дверей я увидела, что двое слуг тащат под локти Барбетту.
— Остановитесь! — крикнула я.
Барбетта рванулась ко мне, надеясь на спасение:
— Миледи! Это не я! Я не осмелилась бы причинить вам зло!
Дверь спальни распахнулась, и на пороге появился мой муж, держа в руках толстый ивовый прут.
Ален заметил меня и нахмурился:
— Зачем пришла? — спросил он недобро. — Иди к себе.
— Что вы делаете, Ален? — прошептала я. — Что же вы делаете?!
— Пытаюсь узнать, кто подговорил эту тварь против тебя, — сказал он. — Уйди, Бланш. Ты мешаешь.
— Я не виновата, миледи! — заголосила Барбетта. — Клянусь спасением души, я не посмела бы причинить вам зло!
— Ты подлила ей яду, — произнес граф сквозь зубы.
— Нет! Нет! Не я!
— Тогда назови имя, кто тебя подговорил… Или заставил?
Поистине, мой муж был страшен в этот момент. И его вкрадчивый голос, и горящие жаждой мести глаза — все это был не тот Ален, который весело шутил с гостями всего день назад, не тот, который ласкал меня, шепча нежности. Страшный граф Синяя Борода — вот кто был передо мной. И то, что его лицо сейчас было чисто выбрито, не изменило его сути.
— Никто! Никто! Милорд! Миледи! — Барбетта захлебнулась рыданиями.
— Уйди, Бланш, — повторил Ален. — Не хочу, чтобы ты видела.
— Я тоже не хочу видеть вашу жестокость, — сказала я тихо, испытывая еще больший ужас, чем тогда, когда поняла, что кто-то хотел меня убить. — Отпустите ее, прошу вас. Не для этого небеса исцелили вашу руку, чтобы вы наказывали невиновных.
Лицо Алена дернулось, желваки так и заиграли.
— Она — отравила — тебя, — сказал он таким тоном, что меня приморозило к полу. — И я дознаюсь, по чьему наущению. И даже небеса не помешают мне.
— Не кощунствуйте, — попросила я. — Просто расспросите ее, она все расскажет и без побоев.
— Она ни черта не говорит, — сказал он зло.
— Может, говорит, но вы не слышите?
Граф поморщился, но мотнул головой, и Барбетту отпустили. Она тут же упала мне в объятия, всхлипывая и клянясь в верности, а я гладила ее по голове.
— Давайте усадим ее в кресло и спокойно поговорим, — попросила я мужа. — Бедняжка так перепугалась, что едва стоит на ногах.
Он распахнул дверь, и я провела Барбетту в спальню, усадила в кресло и налила воды.
Напившись и немного успокоившись, Барбетта рассказала, что готовила чай, когда пришла некая леди и сказала, что госпожа графиня просила принести горячего чая в беседку.
— И я принесла, миледи, только и всего! — уверяла Барбетта, обливая мои руки слезами.
— Я верю вам, успокойтесь, — сказала я ласково. — А как выглядела эта дама? — признаться, когда служанка заговорила про даму, я невольно вспомнила Гюнебрет, но тут же отмела эту мысль — нет, моя падчерица не могла быть к этому причастной. К тому же, Гюнебрет в это время была на охоте, да и Барбетта узнала бы ее в любом маскараде.
— Совсем не разглядела ее, — пожаловалась Барбетта. — Она была в накидке, капюшон на голове…
— Кто-то из гостей? — быстро спросил граф.
— Да как же их всех запомнишь, — Барбетта невольно втянула голову в плечи. — Но я здесь ни при чем, милорд…
— А вы оставляли заварник без присмотра? — спросила я.
Барбетта молчала, и я видела, как ее гложут сомнения.
— Говорите правду, — подбодрила я служанку. — За правду вас никто не накажет.
— Когда поставила заварник на поднос, чтобы унести вам, та леди попросила глоток вина, сказала, что продрогла, хочет согреться…
— И вы сходили за вином, за бокалом и поднесли ей, — закончила я за нее.
— Ее уже не было, миледи…
Ален снова выругался, но на сей раз — я была уверена — он злился уже не на Барбетту.
— Мы выяснили, что хотели, милорд, — сказала я кротко. — Можем ли мы отпустить бедную женщину? Вы испугали ее, хватит терзаний.
Граф посмотрел на Барбетту, потом на меня, потом отвел глаза.
— Пошла вон, — бросил он. — И если узнаю, что миледи графиня была слишком доверчива…
— Я не осмелилась бы лгать вам! — заверила его Барбетта и бросилась вон со всей прыти, на которую была способна.
В комнате остались только мы с мужем. Возникло неловкое молчание.
— Пожалуй, я тоже пойду, — сказала я, пятясь к двери. — Простите, что опять вмешалась в ваши дела, милорд, но небеса любят милосердие, и вам…
— А куда ты пошла? — спросил он, отбрасывая прут и проходя к рукомойнику.
— В свою спальню, милорд, — ответила я, предчувствуя нечто… нечто…
Взгляд мой упал на кровать, в которой я лежала совсем недавно… Лежала обнаженная в объятиях мужчины, который… который… Мысли мои полетели перепуганными пташками, и я бросилась к выходу так же стремительно, как и Барбетта.
Но за порогом стоял Пепе с невозмутимым лицом, а граф, ополоснув руки и вытерев их полотенцем, заявил:
— Хотел придти к тебе на ночь, но раз уж ты явилась сама, то здесь и останешься. Пепе, закрой двери.
И послушный слуга с поклоном исполнил его приказ.
— Пора спать, миледи графиня, — сказал Ален, сбрасывая камзол и снимая рубашку мешком через голову.
Рубашка полетела в кресло, свалившись живописным комком.
— А ты что не раздеваешься? — спросил мой муж и расстегнул поясной ремень.
70
Вопрос мужа некоторое время оставался без ответа, потому что я не знала, что сказать. Я несколько раз облизнула пересохшие губы, а потом осмелилась переспросить:
— Вы хотите, чтобы я спала в вашей комнате, милорд?
— Хочу, — ответил он, скидывая ремень, туфли, а потом и штаны, и оставаясь в коротких нижних штанах.
— Как же договор?! — выпалила я.
— А что — договор? —
