Представьте, что где-то есть красавица модель. Рекламные агентства сражаются между собой за право снимать ее лицо. Но на спине под платьем у нее мокнущая язва. И только она одна об этом знает, и потому так прекрасны и грустны ее глаза. И вот эта красавица… я понял как-то, что она олицетворяет всякий успех. Возьми любого шныра, художника, ученого, педагога, не важно кого – и он будет такая вот красавица и обязательно у него будет эта язва.

Прошло несколько дней. Ничего значимого не происходило, и Ул с Ярой начали успокаиваться. Илья вел себя так, как должен вести себя идеальный младенец: спал, ел, гулял, опять ел. Разве что однажды ночью Ул и Яра проснулись от звука, который бывает, когда тяжелый мотылек бьется в стекло. Привстав, Ул увидел в освещенном проеме окна тяжелую ночную бабочку-совку.

Ул стал подниматься, собираясь открыть форточку и выпустить ее, но бабочка вдруг замерцала и исчезла. А еще секунду спустя Ул увидел, как совка, точно прощаясь, два или три раза ударилась в стекло, но уже с внешней стороны.

– Что это было? – спросила Яра, чувствуя, что Ул сидит на кровати.

– Бабочка… – глухо отозвался Ул.

– А-а… – протянула Яра и сразу заснула опять.

Ул подошел к кроватке и уставился на Илью. Тот лежал с открытыми глазами, не спал, не плакал и ничего не требовал. Довольно странное состояние для младенца. И вообще Улу показалось, что вид у его сына был хитрый.

– Это ты бабочку впустил? Спи давай! Нечего по ночам шастать! – тихо, чтобы не слышала Яра, прошептал Ул и лег спать.

Днем Ул с Ярой гуляли по копытовскому парку, а потом зашли в магазин. У входа стояла неприятная особа в соломенной шляпе, с полей которой свисало множество веревочек с узелками.

– Ой, какое чудо! Это ваш? А подержать можно? – воскликнула она и попыталась выхватить Илью из рук у Яры.

Прыжком молодой лани Яра скакнула через три ступени. Ей не нравилось, когда всякие незнакомые тетеньки пялятся на ее сына. В такие минуты ей хотелось рычать и щелкать зубами, но она подменяла это вежливой улыбкой, а так как улыбаться приходилось часто, то у нее сводило мышцы лица. И… как-то сама собой вспоминалась БаКла. Она тоже здоровалась с соседками во дворе так, словно они только что спасли ей жизнь, а потом приходила домой и говорила про них гадости… Ну пусть так! А ребенка все равно трогать не дам!

Копытовский магазин жил своей обычной дневной жизнью. Посетителей почти не было. Одна из двух продавщиц, открыв заднюю дверь, выкладывала штабелем пустые коробки. При этом по внешней гарнитуре телефона она ухитрялась ругаться с мужем, а так как динамик не бросался в глаза, все поначалу напрягались, не зная, с кем она ссорится.

Яра, всегда с интересом наблюдавшая чужую жизнь, заметила, что в последние годы женщины, ссорясь с мужьями, все чаще используют канцелярские обороты: «не обеспечил», «не снабдил», «не создал условий», «не позаботился», «не проанализировал потребность». Интересно, откуда все это пошло? Из телевизора? Скорее уж с производственных летучек. Вначале занудный начальник-мужчина отчитывает женщину на работе, что вот она не обеспечила, не учла, не предусмотрела, не просчитала последствий, а потом этот же начальник приходит домой и выслушивает все эти слова от своей жены, не понимая, откуда что взялось.

Ул быстро и толково сделал все покупки. Яра им просто любовалась. Не муж, а прямо человек-электричка, который идет в предсказуемом направлении. Главное – на него вовремя сесть, а потом уже с него никуда не сходить!

Потом они вышли из магазина. Странная личность в шляпе с крыльца исчезла.

– Эй! А где мы припарковались? – спросила Яра, тревожно вертя головой. Она вечно боялась, что уведут их коляску. Для любого жулика она была лакомым кусочком – новая, желтая, покрытая блестящим дождевиком. Колеса дутые, черные, ход мягкий, а бровки брала как вездеход. В подъезде Яра ее не оставляла – затаскивала по лестнице в квартиру, где она занимала половину коридора, потому что, боясь повредить новенький механизм, Яра ее не складывала.

– Уф! Вот же она! – с облегчением воскликнула Яра.

Сейчас коляска почему-то стояла дальше, чем они ее оставляли. Яра шагнула к ней, собираясь откинуть дождевик, чтобы можно было положить ребенка. Внезапно Ул удержал ее за руку:

– Ну-ка, постой!

– Чего ты?

– Яра, тебе говорят: стоять – бояться! – голосом, звякнувшим как лист жести на ветру, повторил Ул и неторопливо стянул с плеча рюкзак.

Дальше произошла вещь совершенно необъяснимая. Ул выдернул из рюкзака свой двухзарядный шнеппер и один за другим выпустил в коляску оба пнуфа: один в колесо, а другой прямо в заботливо сложенное одеяльце. Коляска полыхнула и исчезла, за мгновение до того утратив контуры.

Яра завопила, едва сдержавшись, чтобы не наброситься на Ула с кулаками. Помешал только Илья, который был у нее на руках.

– А-а-а-а-а! Моя коляска!

– Спокойно, чудо-былиин! Это была не твоя коляска! – мрачно отозвался Ул.

– Как не моя?! Твоя, что ли?! Ты ее выбирал?! Ты ее покупал?! – не слыша, кричала Яра.

– Ты не поняла! Это была вообще не коляска!

– Как не коляска?!

– Ты разве в грязи ее оставляла?

– Нет. Но она могла скатиться!

– Не могла. Она стояла колесами в грязи, но следов от колес не было! Понимаешь? Ты едва не скормила нашего Илью существу из болота! – повторил Ул.

В Яре мгновенно пробудилась шнырка. Вздрогнув, она недоверчиво шагнула к луже. Да, верно, следов от колес не было заметно, зато имелся другой след: широкий, с полосой слизи. Словно большая виноградная улитка проползла по асфальту.

– Кто это был? – спросила Яра жалобно.

Ул перезарядил шнеппер и огляделся:

– Охотничий эль. Не очень умная личинка-переросток, которую можно заставить принять определенный облик. Только в одном они ошиблись… Не надо было в грязь коляску закатывать. Поставили бы на месте нашей – мы бы и не заметили!

– Замолчи! Прошу тебя!

Яра прижимала к себе ребенка. Она была напугана и разозлена. Илья, ощущая, что что-то идет не так, недовольно похрюкивал. Яре вдруг вспомнилась жесткая, почти одеревеневшая куртка Носко Гнездило, пробитая арбалетным болтом. Вспомнила она и куртку Матрены. Почему в Зале Памяти две эти куртки висели отдельно от остальных? Для того ли, чтобы рассказывать новичкам эту романтическую, до дрожи пробирающую историю? Или, может, разгадка состояла в том, что ребенок отделил их от ШНыра? Особый ребенок, такой же, как у них с Улом… Или если не так, то что эльбы могли увидеть в крошечном ребенке? Разве только то, что, как говорили в ШНыре, он появился на свет в двух животах: в животе Яры и… в котле-животе Горшени!

– Почему ты мне сразу не сказал? – спросила Яра у Ула.

– И ты