— Это Николай Князенков, и стоит ему только слово сказать своим — от вас останется не более чем жалкая расчлененка. И будьте уверены, отец знает, где он, так что скрыть ничего не удастся.

Чистой воды блеф, я даже не знаю, с кем меня сравнили, не силен в фамилиях, но лица мужиков тут же вытянулись, побелев как полотно. От меня отскочили как от прокаженного. Но потом один из держащих опомнился засомневавшись.

— Такая шишка не ездит в одиночку с какой-то мелкой сошкой. Кто ты вообще такая, чтобы знать подобные фамилии, и кем этому парню приходишься?

— Вам прекрасно известно пристрастие сына человека, держащего в ежовых рукавицах все соседние города, к водному экстриму. И стоит только волосу упасть с его головы — виновных достанут из любой щели и это будет очень больно. А я… я всего лишь Ангелина Дворянская, официальная девушка этого вот человека. И сомневаюсь, что вам не известно происшествие с неким Олегом Потаповым, случайно неудачно поплававшим в речке. Желаете повторить его судьбу? Дерзайте.

И если до этого мужики были просто бледные, то после последних слов тень узнавания прошла по лицам, вызвав такую обреченную панику в глазах, что самому стало жутковато. Я знал эту фамилию, даже не интересуясь подобными кругами. Это не жалкие несколько автосервисов занюханного городка, как я полагал ранее, ее отец стоял во главе целой корпорации. Если, конечно, это не было очередным блефом с ее стороны, но, судя по реакции полицейских, ее знали именно в лицо, просто не признали вначале в непривычной одежде.

Я так понимаю, что личности потерявшихся туристов поисковикам и прочим мелким сошкам не разглашались. Учитывая, какого полета птичка попала в лесные сети, это не лишено здравых побуждений. Ведь девушку можно припрятать ради того, чтобы стрясти с папаши неплохой выкуп. А спутника пришить по-быстрому, чтобы не было свидетелей. Последняя мысль мне сильно не понравилась, как-то не шибко жизнеутверждающей она была, учитывая ситуацию.

— Быстро подняли его и извинились.

Со скрытой угрозой в непривычно изменившемся пропитанном властностью голосе произнесла… Кто? Кто она теперь мне, после озвученной ей же информации? Она сказала "его девушка", но сколько правды было в ее словах и к кому они относились, к персонажу прикрытия или ко мне лично? И сколько правды было в жарком шепоте по ночам, перемежающемся со стонами удовольствия и сбивчивыми признаниями?

Тем временем меня предельно аккуратно подняли, чуть ли не пылинки с одежды стряхивая и униженно бормоча извинения. Какая разительная перемена. Всего несколько слов, показывающих, что противоправные деяния не окажутся безнаказанными, превратили уверенных в своей исключительности представителей власти в испуганных за свою шкуру людишек.

Все-таки хорошо меня потрепали, стоять было тяжело, болела, казалось, каждая мышца в теле, а кости превратились в некое подобие желе. Но я должен был прояснить ситуацию, понять, что же все-таки происходит и насколько далеко распространялась дезинформация, поступившая от моей спутницы, поскольку от этого теперь напрямую зависела наша жизнь. Такие люди не прощают собственного страха. То, что первая часть эмоционального внушения была ложью, я знал и сам.

— Алина, — тихо спросил я ее, поймав за руку. — Названная тобой твоя фамилия — это правда?

— К сожалению, да.

— А… Ну, то, что ты сказала о нас?

И тут она улыбнулась, так доверчиво и нежно, что безумно захотелось притянуть к себе, несмотря на свидетелей, и не отпускать больше никогда.

— Надеюсь, что да.

Я не думал о том, что ждет нас позже, как то не до того было. Главное было выбраться из передряги, вернуться в город. Но в этот самый момент, когда все чувства были максимально обнажены опасностью, я понял, что не хочу отказываться от нее. Не смотря ни на что, вопреки всему.

— Нам имеет смысл поехать с ними, — прервала поток несвойственных мыслей моя визави. — Это сейчас наилучший шанс выбраться в город. А насчет первой фамилии — не беспокойся, он действительно любитель сбегать от родительской опеки в походы. Жаль, что я не сообразила раньше известным местным полицаям именем прикрыться, просто испугалась очень… Но если бы не эти слова — они бы тебя забили насмерть…

И Алина очень осторожно обняла за шею, прижавшись на минуту и дав понять всю глубину своего страха, беспокойства за мою жизнь. Что-то теплое шевельнулось внутри, какое-то ускользающее ощущение единения, желания быть кому-то нужным.

Но не время сейчас для нежностей. Действительно, чем ждать какой-то эфемерной помощи от бросившего нас в трудную минуту Ивана, следовало бы воспользоваться имеющимся в наличии транспортом. И будь что будет.

Видя, что я нагибаюсь за брошенным на траве снаряжением, один из мужчин тут же подскочил, помогая. А я все еще не мог уложить в голове их резко изменившееся отношение, ожидая в любой момент возврата к прежней модели поведения. Но нас предельно вежливо проводили к УАЗу, распахнув дверцу. Прощаться с накормившими нас обедом хозяевами мы не стали. Умом-то я их понимал, живя одни, они не могли себе позволить ссориться с участковым. Но вот чисто по-человечески в моей голове не укладывалось, как можно так спокойно сдать живых людей, даже ни слова не сказав в защиту.

Мощную машину затрясло на колдобинах бездорожья, а я все думал о словах Алины. У меня никогда не было серьезных отношений, да и не хотел я этого, предпочитая испариться в самом начале знакомства, получив желаемое, пуще всего оберегая от женских посягательств собственную свободу. Но так уж вышло, что в данном походе сбежать мне было просто некуда, и хотел я этого или нет — девушка стала значить для меня нечто большее, чем просто случайная знакомая. Забота, поддержка, помощь, в начале вынужденные, а потом и по собственному желанию. Искренняя нежность и желание доставить удовольствие позже, близость, до краев наполненная потребностью не только взять, но и отдать сторицей в эмоциональном плане. В какой момент я расслабился, невольно открыв путь к собственному сердцу? Теперь это было уже не важно.

Я всегда считал, что расстояние — непреложный враг отношений. Но так ли это? Насколько высокой стеной может встать между двумя тянущимися друг к другу людьми расстояние в час поездки на электричке? Я пока не знал этого, но преграда уже не казалось настолько уж непреодолимой. Я не хотел, чтобы все заканчивалось на перроне: скомканное прощание, написанный на смятом клочке бумаги телефон, по которому никто и никогда не будет звонить. Либо все, либо ничего. И я был полон решимости бороться за собственное счастье, за нас. Пусть бы и со всем миром.

За своими думами я и не заметил, как бесконечные деревья за