Она горько усмехнулась, но придаваться унынию не стала, а продолжила рассказ:
— И в итоге тот же неприязненный вакуум, что и в школе. Меня начали игнорировать, не отвечали на вопросы. И я полностью ушла в учебу. Мне было сложно, поскольку объем знаний вложенных в мою голову был явно недостаточен, но я никого ни о чем не просила, сама просиживала за учебниками до поздней ночи, стараясь разобраться в сложных предметах. Я сдавала курсовые работы, слыша шепотки за спиной, что купила. Когда начались зачеты — это папочка денег заплатил, а после сданного экзамена, где провалилась треть группы, кто-то со злости бросил, что видимо я профессору отсосала перед сдачей. Блин, да этот профессор рассыпался от старости, но ведь поверили же, сволочи, начали обмусоливать новую шутку.
Кажется, ей с трудом удавалось сдержать рвущиеся наружу эмоции.
— А я просто хотела нормально жить, — тихо заговорила вновь. — Чтобы у меня были друзья, настоящие. Хотела встречаться с парнем, чтобы романтика, цветы, прогулки под луной, долгие разговоры. Но я сжала зубы, стараясь хотя бы внешне не реагировать на обидные слова и подколки. Я больше всего на свете желала получить образование и найти свое место в жизни, самой зарабатывать деньги, не завися ни от кого. Самой выбирать, с кем мне общаться, а с кем нет. Чтобы меня начали воспринимать серьезно. И ладно, если бы дома все было хорошо. Но там мне тоже постоянно диктовали условия, ставили в жесткие рамки, заставляя общаться с прессой, нужными папе людьми и их дочками. Посещать дурацкие приемы, где все эти жирные боровы-толстосумы сально пялились на мои ноги и грудь, лапали в танце, а то и делали непристойные намеки, пользуясь своим положением.
Я слушал и тихо офигевал. Совсем не так я представлял себе жизнь богатеньких… ее жизнь. Мне было искренне жаль эту потерянную в хитросплетениях интриг девушку, лишившуюся нормальной юности, видевшей от окружающих только презрение или желание нажиться на ее семье. И нужно было срочно вытаскивать ее из того депресснячного настроения, куда она постепенно скатывалась, следуя за своими воспоминаниями.
— Алин, прости, я затронул тему детства и юности, поскольку реально полагал, что у тебя нет в этом негатива, да и не может быть.
— Это ты меня извини, гружу тебя своими проблемами. Как будто у нас и без того их мало.
— Да нет, я сам попросил тебя рассказать. Да и нужно тебе, видимо, было выговориться.
Блондинка неопределенно пожала плечами, то ли соглашаясь с моими словами, то ли просто давала понять, что слышала.
— Давай лучше поговорим о чем-то позитивном, — предложил я, чтобы разорвать тягостное молчание.
— Расскажи теперь ты мне о себе.
В другое время я бы отшутился или перевел тему, не люблю рассказывать о своей жизни. Да и о чем бы я ей рассказал? Про свои похождения на интимном фронте? Про гулянки с друзьями и пьянки с однокурсниками? Но сейчас я просто не имел на это права, после того как она мне открылась. Оказывается, мне тоже есть о чем рассказать, разные курьезные случаи, лихо вписанные в общее повествование, заставляли ее улыбаться, грусть постепенно уходила из голубых глаз. И когда я дошел от детского сада до второго курса института, от былой грусти не осталось и следа. Я умел интересно рассказывать, увлекая слушателей повествованием.
А потом мы просто сидели у костра, наблюдая за трепещущими лепестками пламени, рядом успокаивающе журчала река и весь мир у ног. Романтика, блин. Я притянул девушку за плечи, не хотелось портить эти мгновения единения с природой чем-то еще, разбавлять ничего не значащими словами.
Свою миссию я выполнил, привел ее в хорошее расположение духа и выложил почти незнакомому человеку практически всю свою жизнь, ничуть не жалея о несвойственной открытости. Почему-то мне было хорошо с ней, легко, свободно, не хотелось строить из себя кого-то еще, надевать извечные маски. Хотелось быть самим собой, без лишних прикрас. И я чувствовал, что она тоже тянулась ко мне. Мы засиделись допоздна, тихо переговариваясь, а то и просто наслаждаясь моментом, тишиной уснувшего леса, искорками из костра и тихим похрустыванием горящих веток. Даже жаль было заливать, но надо, оставлять на ночь нельзя.
Устроившись спать, я намерено повернулся к ней спиной, чтобы не было соблазна обнять. Держать ее в руках, прижимая к себе, оказалось так волнительно. Но она сама прильнула, обняла, а видя отсутствие видимой реакции, начала путешествие ладонями по моему телу.
— Я все-таки умудрился набрать галлюциногенов, и ты возомнила меня прекрасным принцем?
— Хуже, я возомнила тебя демоном-искусителем. Ты же наверняка знаешь, как воздействуешь на женский пол.
— Предлагаешь тебя искусать? Извини, дорогая, но в плане еды ты меня не привлекаешь даже в условиях нашего вынужденного пищевого воздержания.
— А в другом плане?
Я давно понял, к чему она клонит, даже до этих ее провоцирующих заигрываний. С одной стороны, я был не против (а кто бы противился на моем месте?). Но в то же время наличествовало сомнение: у нее ж вроде серьезные отношения, замуж собирается, зачем ей еще и я? Просто потрахаться без обязательств, коли есть такая возможность? А как я Кольке потом в глаза смотреть буду, не подумала? Хоть он мне и не друг, но все равно не один поход вместе прошли.
Но высказать свои сомнения я просто банально не успел, она пошла в более активное наступление. Руки уже не просто оглаживали, а дразнили, провоцировали, возбуждали. Происходящее было явно недвусмысленным. Она меня хочет и уверенно прет к намеченной цели. Так есть ли смысл сопротивляться? Симпатичная деваха, мы вынуждены находиться рядом, так почему же не сделать наше взаимодействие еще более обоюдно приятным?
И я развернулся к ней, насмешливо глядя в глаза.
— Соблазнить решила?
Провел пальцами по скуле, обвел контур губ.
— Хочешь сказать, что ты против?
— Ну, не так чтобы очень уж против. Но, в отличие от тебя, я свободен и волен сам распоряжаться своим досугом.
Не мог не отпустить шпильку в ее адрес.
— Так и я не замужем. Могу я хотя бы раз в жизни сделать то, что хочется именно мне, а не нужно кому-то там?
И она резко, как будто ныряя в прорубь, прижалась
