Но пристрастие к футболу и вообще к игровым видам спорта не передалось по наследству. Отчасти – к сожалению, в данном случае. С целью погружения сейчас пришлось поглощать инфу мегатоннами, «въезжая» в тему почти с нуля.
Он спланировал вдумчиво набраться впечатлений, сначала посмотреть, как играли другие, и не только сетевые геймплеи, а записи реальных матчей с кубков, чемпионатов и лиг тоже. Потом уже попробовать самостоятельно «погонять мяч». Если не сочтёт в итоге это направление бесперспективным и не вычеркнет… Но по-любому в память об отце – не пожалеет, что потратил время на эту игру.
Что футбольные и околофутбольные страсти-мордасти являются в каком-то смысле современным заменителем войны, он понимал и раньше. К сожалению, не до такой степени эффективным, чтобы людям перехотелось воевать. Но всё же футбол масштабно утолял определённую часть жажд, присущих хомо сапиенсу. Оттягивал агрессию, азарт и вечное желание, «чтоб наши победили ихних».
Разобравшись в теме, сын пришёл к грустному выводу, что «самая массовая игра» со времён, когда отец обожал футбол, разительно изменилась. Папа с его моральными устоями явно не порадовался бы изменениям. Футбол по сравнению с той, народной радостью, словно подвергся мутации, позорно трансформировался, а то и сменил «пол», превратившись в монстра с «коммерческой ориентацией».
Теневого постигло страшное разочарование. Изначально незаинтересованный взгляд со стороны позволил ему трезво оценить «мутанта». Проблема даже не в том, что играли за деньги и во главу угла поставили прибыль, чистоган, наживу. Даже не в том, что ради шоу пожертвовали содержанием, то есть пренебрегли «душой» ради «тела».
Футбол перестал быть творчеством. Матч уже не был тем коллективным, импровизационным произведением искусства, творимым прямо на глазах у сотен, тысяч, миллионов болельщиков, которые следили за таинством рождения, затаив дыхания…
Герой прекрасно помнил картины той игры, которую он смотрел вместе с папой в соседнем приморском городе, куда они специально отправились. В настоящее приключение ради двух часов на стадионе, полном восторженных и преданных поклонников футбольного искусства. Тогда он был всего лишь случайным наблюдателем, но зрительная память у него всегда лучше всего сэйвилась, и «видеоряд» того дня не растворился в тумане забвения.
Сын, уже давно мужчина, «заныривая» в футбольные информационные потоки, с удивлением обнаружил, что раритетный видеоряд того матча используется в одном из футбольных сеттингов. Папа тогда ужасно переживал, что наши, то есть команда соседнего города, «продули». Проиграли знаменитой команде из далеко зарубежного города, расположенного в глубине континента и печально известного также прискорбным историческим фактом. Его пивные заведения имели непосредственное отношение к событиям, с которых зачиналась эпидемия «коричневой чумы», унесшей позже десятки миллионов жизней во всемирной войне.
Наши, команда из южного приморского города, широко известного также и как «Жемчужина-у-Моря», сдались ещё до финального свистка! Результат матча зависел от одного-единственного гола. Полтора тайма удавалось держать ничью, один-один… Коль уж не получалось забить второй, надо было не дать его забить гостям. Или самим вколотить два, на гол больше. Три-два на последней четверти девяностоминутки стало бы настоящей сенсацией, хотя и счёт «два-один в нашу пользу тоже наделали бы шухеру будь здоров!».
Герой поставил поиск на паузу, обнаружив сеттинг на основе того легендарного матча, даже со счётом два-один не в нашу пользу оставшегося вехой в истории противостояния «восток – запад» континента.
Потратил немало времени, чтобы научиться играть в футбол. Это стало для него делом принципа. Достигнув нужного уровня, тренируясь на других сеттингах, он сыграл в этот и не дал гостям забить гол. Вообще не дал. Наши с его помощью в этом сеансе выиграли всухую, один-ноль.
Пока человек жив, его помнят…
Герой после того, как осиротел, ставил первую букву имени отца между своим настоящим именем и фамилией, когда надо было где-то их указывать. А в подписи у него эта первая буква алфавита имелась изначально, с получения паспорта.
Он и поэтому хотел уйти из этого мира, чтобы жить и помнить. Отца, мать, ещё… считанных по пальцам одной руки родных людей. В этом мире для него выживать стало ну очень проблематично. Да и в том мире, куда стремился, тоже вполне можно быстро и бесславно сгинуть. Но, по крайней мере, отец был бы рад за него, что непутёвый сын обрёл наконец своё истинное призвание и идёт по желанной дороге.
Папа, который научил сына читать, едва будущему Теневому исполнилось пять лет. А ещё учил, что нападать нельзя, со всеми нужно жить мирно. Кроме тех, кто на тебя первым напал. Тогда ни в коем случае не сдаваться. Либо не начинать ответную войну вообще, либо даже теоретически не допустить возможность проиграть. Биться до победы или до смерти.
15(2): «Свет в мясорубке»
Стычка с бандитами продолжила эстафету парадоксальных удачных ходов, типа ходьбы обратно или выхода в ночь. Что ж, каждый выживает, как может. Увы, сталкер не хотел снова вынимать камень из контейнера и тем паче вешать на шею, как раньше.
Семерное убийство он совершил поневоле. Но штука в том, что достаточный «градус» ненависти возникал далеко не всегда. Синевато-жёлтый невзрачный алмаз вполне мог остаться бесполезной экзотической безделушкой на цепочке. В Зоне все ювелирные караты, исчисляющиеся десятками, не стоят ни-че-го.
Фактически бандиты убили сами себя, сумев вызвать накал ненависти.
И бывшего-нынешнего сталкера Адаманта свершившееся возрождение не обрадовало, мягко говоря. Он же намеревался покинуть Зону в том числе из-за того, что больше не желал убивать… убивать, убивать, убивать! В отчуждении только так. Хочешь жить – убей первым.
Но семь образчиков худшего из вариантов человека загнали сталкера в безвыходную ситуацию. Эх, будь их хотя бы трое или четверо, он бы попытался разобраться иначе. Чего меньше всего хотелось теперь, так это продолжать быть таким, как почти все в Зоне.
Подавляющее большинство сталкеров привыкли к ней, и хотя признавали, что здесь страшно тяжело, гнусно, безнадёжно и к лучшему ничего не изменится, уходить никуда не стремились. Потому что пребывали в святой уверенности: «запределье» если и есть, то оно ужаснее, чем сама Зона. Сами они это себе внушали, чтобы оправдать нежелание свернуть с нахоженных троп, или зонное влияние сказывалось, по большому счёту неважно.
Результат не меняется – нет лучших тюремщиков, чем те, которые изнутри караулят.
Сталкер по капле выдавливал из себя внутреннего тюремщика. Отказался от имени даже. И вот, снова Ад…
– Я Ант! – воскликнул он и резко остановился. – Теперь моё имя просто Ант!
Всё-таки не смог удержаться, чтобы не оглянуться на шаги, уже сделанные им. Они тотчас воскресли,
