— Не нравится мне твоя температура. Ой, как не нравится. И ведь воспаления нет. Здесь явно что-то психологическое. У вас говорят много на психики замешано. Вот куда проще наших лечить. Там отрезал, тут подставил. И вот он уже дальше бегает, не пытаясь себя убить. А ты хочешь именно это сделать. Наших лечить проще.
— Потому что вы привычны терять части тела, — ответил я, открывая глаза.
— Я думала вы без сознания.
— Похоже, оно у меня не отключается.
— Я сделаю укол. Жар должен уйти.
— Не надо со мной возиться.
— Это ещё почему? — набирая лекарство в шприц, спросила она. — Как вас зовут?
— Геннадий.
— У каждого из нас есть своя работа. Моя заключается во спасение и восстановление морфов, чтоб они продолжали жить. А в чём ваша работа? Кем вы работаете?
— У меня публичный дом. Вы небось слышали…
— Я такими вещами не интересуюсь, — ответила она. — Но вы разве не хотите вернуться к своей работе?
— Чтоб меня опять захотели убить?
— Так боитесь повтора происшествия?
— Ничего я не боюсь. Но возиться не стоит, — ответил я.
— Ко мне редко попадают фитоморфы. А кто-то, не буду произносить имён, обещал отдать своё тело науке, — улыбнулась она. Как-то не по себе увидеть женщину, которая с улыбкой вставляет в моё тело иглу. Опасная женщина, пусть она и говорит, что приносит мир добро. Только выглядело это добро зловещ.
У каждого из нас есть своя точка отсчёта, которая может изменить жизнь. Из неё мы чертим новую линию и по новой строим жизнь, если хотим. Хотел ли я? Но в тоже время помирать не было смысла. Если бы там кто-то меня ждал, то возможно и стоило зайти за край, но Миле я там был не нужен. Она ещё здесь отказался от семьи. Цветик была вместе с матерью. Допустим, вот решусь я помереть и что дальше? Ничего. Меня это не устраивало.
Два дня пролетели быстро. Я то спал, то чего-то бормотал. Иногда открывал глаза и видео кого-то из персонала. Часто это была Олива с маниакальным блеском в глазах, которая то и дело чем-то меня колола и записывала результаты. Однажды, она пришла с двумя мужчинами.
— Забирайте его на каталку, — бодро заявила она.
— Зачем? — борясь с безразличием, спросил я.
— Хочу проверить одну теорию, — ответила она, не вдаваясь в подробности, а вовсю руководя мужчинами. Её решительный взгляд вызвал опасения, срывая пелену безразличия к окружающему миру. Я попытался возразить. Хотел сказать, что дойду сам, забывая, что ноги не слушаются. Меня никто не слушал. Они довольно грубо закинули меня на каталку и повезли в коридор. Я себя чувствовал беспомощным бревном, которое потеряло способность сопротивляться. И это бревно зачем-то закинули в воду. Большая деревянная кадка была наполнена холодной водой, которая пробирала до костей и вызвала с моей стороны ругань.
— Как водичка? — довольно спросила Олива.
— Что это за издевательства? — выныривая из воды, спросил я.
— Говорят, что вода способствует лучшему заживлению ран у фитоморфов. Вот и хочу проверить насколько эта теория верна.
— Она отчасти верная. Земля и вода на нас хорошо влияют, — ответил я. — Но это не значит, что нужно меня в холодную воду закидывать!
— Почему? — Олива подошла к краю кадки и облокотилась на её край. После этого положила голову на руки. В глазах был интерес, а на губах скользила улыбка.
— Потому что холодно.
— Холод хорошо прочищает голову, — ответила она. — Как? Прочищает?
— Прочищает и хочется ругаться, — пробормотал я.
— Ругань — это первый признак жизни. Уже хорошо, — довольно сказала она, растягивая слова.
— У тебя всё хорошо, — ответил я, садясь в ванне.
— Кроме моментов, когда притворяется больным и создаёт себе проблемы, — усмехнулась она. — У тебя прошла нога. Ты здоров, но из-за заморочек в голове создаёшь себе болезнь.
— Это такой способ сказать, что я здоров и мне пора перестать занимать койку? — спросил я, наблюдая за ней.
— Я не могу сказать, что ты здоров, но ты и не болен, — ответила она. И опять её ладонь коснулась моего лба. — Температура спадает.
— Олива, а тяжело с железной рукой?
— Нет. Она почти полностью заменяет обычную руку. Да и когда выбора нет, то приходится приспосабливаться к тому, что есть.
—У вас есть какие-то критерии красоты, в связи с этими железками? К примеру, красивее тот, у кого больше или меньше железа?
— Я тут ничего не могу тебе сказать, потому что мой взгляд предвзятый. Я смотрю на железо, как на необходимость, которое поддерживает организм и продлевает нам жизнь. Мода же довольно переменчива. Некоторые любят кода железа много, другие когда его почти нет. Это зависит от вкусов.
— Понятно, что от вкусов, но в своей массе?
— У женщин чтоб было меньше, а у мужчин, чтоб было больше. Хотя я этого не понимаю. Это же как мериться цветом волос или веснушками. Глупо ставить во главу угла то, что дано природой.
— Но наличие железа в организме — это не связано с природой.
— Связанно отчасти. Если иммунитет сильный, то он больше борется с заразой. Отсюда меньше железных частей. Есть любители, которые добавляют себе железа, чтоб быть сильнее и выносливее. Но это уже отдельные личности, которых меньшинство, — ответила она. — А к чему такой интерес?
— Профессиональный, — ответил я.
— Это хорошо. Интерес лучше, чем бред в кровати. Но я тебе сразу скажу, что к тебе работать не пойду. Мне и на своём месте хорошо, — сказала она, поднимаясь. Я только усмехнулся. В этот момент холодный водопад обрушился на мою голову.
— Сдурела?
— Всё нормально. Под контролем, — рассмеялась она.
— Можно было и предупредить!
— Шоковая терапия — это хороший эффект стресса. А тебе стресса не хватает.
— С таким лечением ты меня на тот свет отправишь!
— А тебе не всё ли равно? — спросила она. Мы встретились взглядом. За всеми этими показательными улыбками и пустыми разговорами скрывалось что-то большее, но вряд ли я это смог бы когда-то разгадать, да и не нужно мне это было.
— Не помню момента, когда мы с тобой перешли на «ты», — перевёл я тему разговора.
— Когда я разгадала твой хитрый
