Изнутри доносилась барабанная дробь.
Замок красной двустворчатой двери оказался куда сложнее. Ауре потребовалось целых две минуты, чтобы с ним справиться. Полотняный козырек над дверью защищал ее от взглядов с верхних этажей, и все же она не могла отделаться от ощущения, что за ней наблюдают.
Аура осторожно вошла в коридор и прикрыла за собой дверь. Внутри горели все люстры. София на афишах казалась одновременно богиней, ведьмой и ангелом невинности. За окошком кассы было темно, но Аура на всякий случай пригнулась и пробежала под ним к двери из матового стекла.
Последний удар барабанных палочек – и тишина.
Фойе также было ярко освещено, но вешалки в гардеробе пустовали. Из зала сквозь закрытую дверь доносились голоса. В воздухе чувствовалось присутствие людей, но Аура все еще никого не видела. Зато до нее донесся пугающий многоголосый лепет. Похоже, там, внутри, пели.
Аура стала искать проход в ложи. Сверху будет проще незаметно подглядеть, что происходит в зале. И какую роль играет в этом София.
Аура бесшумно скользнула по боковой лестнице наверх и открыла обитую кожей дверь. За ней было темно. Аура нащупала выключатель – загорелось сразу несколько лампочек. Она стояла в изогнутом коридоре, откуда открывались двери в ложи. Окон здесь не было – только афиши в застекленных рамах.
Здесь, наверху, пение, казалось, несется отовсюду. Аура осторожно нажала на ручку двери княжеской ложи – той самой, где они сидели с Софией, – неслышно пробралась внутрь и спряталась за барьером.
Лампы в зале были погашены, лишь посреди сцены стоял светящийся шар, словно изваяние из света. В полумраке можно было различить, что из зала убраны все столики и стулья. Теперь тут стояли просторные диваны и кресла. На них расположилось человек сорок зрителей – мужчин и женщин. Кавалеры были в основном седые и солидно-элегантные. Дамы, напротив, все не старше двадцати, ярко накрашенные, в платьях с глубокими вырезами. Юбки тоже были короче, чем принято в приличном обществе. Мужчины перешептывались, женщины молча смотрели на сцену.
Там в круге света в позе древней жрицы стояла София: голова запрокинута, руки вытянуты вперед. На ней было пышное платье из плотной золотой сетки, а поверх него – накидка из крошечных серебряных чешуек. В полупрозрачные волосы были, видимо, воткнуты шпильки с хрустальными бусинами или драгоценными камнями: ее голову, словно ледяная тиара, окружал сияющий ореол. Лицо было бесстрастным.
Перед ней стоял на коленях мужчина в черном фраке, склонив голову так низко, что лоб его почти касался сцены.
София сделала знак – и пение смолкло. В зале повисла тишина.
София заговорила; голос ее звучал ниже, чем обычно. В нем слышалось что-то зловещее.
– Я пришла, чтобы пролить на землю огонь – так чего же я могу желать, кроме пожара?
– Да будет пожар! – хором подхватили мужчины; женщины по-прежнему молчали.
– Я – огонь, и ты будешь крещен светом.
– Ты – огонь, – в унисон пропели зрители.
– Свет светов, снизойди к нам сквозь двенадцать эонов! Я призываю Неизвестных присутствовать на крещении офитов и засвидетельствовать передачу печати!
Тут она стала призывать сущности, чьи древнееврейские имена показались Ауре знакомыми. Затем София стала призывать языческих божеств:
– Я призываю Изиду и Осириса, Адониса и Аттиса, Диониса и Астарту!
Офиты во тьме повторяли каждое из этих имен, а София вынула из-под платья деревянный фаллос. Жуткая безвкусица, однако на собравшихся он произвел должное впечатление: по публике прошел возбужденный стон. Постепенно становилось ясно, чем закончится это «крещение».
Но сперва София положила фаллос на голову стоявшего на коленях у ее ног мужчины, не переставая бормотать призывы:
– Склонись перед crux truncata, обрубленным крестом и почувствуй, как огонь охватывает тебя! – завершила она наконец свои призывы.
Мужчина поднял голову и ответил безумной ритуальной формулой:
– Я познал самого себя в моей сущности, я, которому создатель мира не послал детей, а вырвал мои корни, чтобы собрать разбросанные части во славу твою. Я знаю, кто ты, потому что теперь и я веду свой род с высоты.
Потом он попятился ползком, прижимая лицо к полу, прочь от нее, до самого края сцены. Там зрители помогли ему спуститься в зал, и тут же к нему подбежала одна из женщин, потянула на диван, обнажила грудь, а он присосался к ней, как младенец. Аура сморщилась от отвращения.
Однако странный ритуал еще не перешел в неизбежную оргию. Перед Софией из-под сцены поднялся огромный стол, застеленный белой скатертью; он был накрыт столовым серебром на пятнадцать персон – видимо, столько было в зале зрителей-мужчин. Посередине стоял канделябр с множеством свечей, а рядом – корзина с большим караваем хлеба. София наклонилась и подняла с пола переливающийся клубок, оказавшийся большущей змеей. В первую минуту Аура подумала, что она не настоящая, но тут чудище вытянуло голову и зашипело, высовывая раздвоенный язык.
– Приди, мать семи домов, – воскликнула София, – чтобы мы в восьмом обрели покой! Приди и ты, мой сын Ялдабаоф, и пребудь с нами во всей твоей неизмеримости и силе!
Она подняла змею над столом, словно хотела освятить трапезу, а потом положила ее в корзину, где та обвилась вокруг хлеба и стала облизывать корку. Тут София вновь подняла змею и опустила на пол позади стола. Там ее, наверное, подхватил рабочий сцены или еще кто-то из помощников Софии – кассирша или старик из гардероба.
Мужчины стали один за другим подниматься на сцену и рассаживаться за столом. Окрещенный тоже поднялся с дивана, утер рот тыльной стороной ладони и присоединился к остальным. Женщины остались в темноте.
София взяла хлеб из корзины и пошла вдоль стола, отламывая по куску каждому из сидевших. Офиты тут же набросились на хлеб, словно изголодавшись.
Но вот хлеб был съеден до крошки, и мужчины вернулись к своим подругам. Стол опустился под сцену, на его месте из мрака появился трон. София уселась на него и с каменным лицом наблюдала оргию офитов на диванах и креслах.
Аура отодвинулась в глубь ложи. Как все это связано с Толлераном и Джиллианом, с Октавианами и с убийством сестер Каскаден? Точно она знала одно: с нее хватит Софии и ее представлений.
В своих изысканиях Аура не раз натыкалась на упоминания офитов и их мистерий. Это была гностическая секта, название которой происходило от греческого слова «змея». Иногда они называли себя серпентинами. Их священные книги были очень древними: «Философумены» Ипполита и «Пистис София» – совпадение имен вряд ли могло быть случайным. Ей смутно вспомнился текст седьмого или восьмого века, в котором Иерусалимский патриарх называл офитов «софианами».
Если
