— Это третий, как слышно меня? – спрашивал Бари по рации, но был слышен лишь треск помех.

Черт, лифты вечно блокируют сигналы. Мужчине оставалось только ждать пока прибудут лифтёры, и вытащат его из этой западни.

…В отделении реанимации было мало людей, обычно здесь долго не лежат, всех либо быстро выписывают или отправляют в операционную. А затем либо в интенсивную терапию либо в морг, как это ни печально.

Девушка с отравлением химикатами лежала под капельницей, на лице у неё была кислородная маска, а специальный прибор отмечал сердечный ритм и давление. Всё было в норме, лампочки горели, сердце стучало, девушка-уборщица дышала. Она мирно спала, дыша через маску, поскольку по-другому пока не могла. Её вытащили из подвала отравленного химикатами в последний момент, буквально вытягивали с того света.

Занавеска отогнулась и к койке подошла тонкая фигура, закутанная в легкое пальто с глубоким капюшоном, одетым на голову, так что лица посетителя было не разглядеть. Мягко ступая, чтобы не издавать лишних шумов, поздний гость подошел к пострадавшей.

— Попалась, — послышался тихий и мягкий голос.

Девушка, казавшаяся спящей, мигом вскочила и ударила наотмашь, туда где стоял незваный гость, только к этому моменту его уже там не было. Повернувшись в другую сторону, уборщица почувствовала, что её схватили за горло. Хрупкая ладонь, одетая в кожаную перчатку без пальцев, неожиданно сильно сжала горло девушки, та захрипела, но не смогла оторвать от себя руку.

— Распоясались вы совсем, — снова этот спокойный обволакивающий голос. – Ни стыда, ни совести.

Дальнейшее пострадавшая от яда уборщица не помнила, поскольку потеряла сознание от сильного удара головой об стену.

========== Глава 7. Кровь и слёзы ==========

Глава не для слабонервных

Противный скрип резал слух, но глаза всё никак не хотели открываться. Из-за сильной головной боли девушка не могла понять, слышит она этот звук в своей голове или же он был реальным.

Открыв глаза с третьей попытки, та увидела на потолке одинокую лампу, которая освещала помещение и раскачивалась, ржавая цепь и издавала этот противный скрежещущий звук. Оглянувшись, она увидела вокруг большие стиральные машины, которые не работали, а так же кипы белья, как отглаженного и светлого, так и сваленного в кучи имеющие пятна и другие загрязнения тряпицы.

Присмотревшись, та заметила на них маркировку больницы, куда её привезли, значит, она всё ещё там, только в подвале, а точнее в прачечной.

Попытавшись пошевелиться, девушка поняла, что связана, причём связана она была профессионально. Вены и артерии не были пережаты, ток крови не прекращался, только узлы и верёвки при этом были тугие. В панике она начала кричать, звать на помощь, эхо разносило её голос по всему огромному подвалу больницы, но никакого отклика не последовало.

— Тебя здесь не услышат, — послышался голос из темноты.

На свет вышла всё та же фигура, закутанная в легкое пальто с глубоким капюшоном. Голос был ледяным и абсолютно безэмоциональным, а взгляд был оценивающий, словно покупатель оценивает кусок мяса на лотке у продавца, думая брать этот или другой.

— Кто ты? – спросила пленница.

— И почему вы все спрашиваете, кто я?! Если это и так ясно! – говорила похитительница.

— Так значит ты! Нужно было догадаться, что пошлют тебя! Ты же ничтожество! – орала пленница, стараясь вызвать ярость у своей оппонентки.

— Если бы я была ничтожеством, Либби, — тихо и совершенно спокойно сказала похитительница. – Меня бы не послали выжигать эту язву.

— Что тебе нужно? – спрашивала Либби, хоть и знала ответ на этот вопрос.

— Ты прекрасно знаешь, что мне нужно. Расскажи мне всё сама, сэкономишь моё время, а заодно вернёшься восвояси. А если нет… Думаю, перспектива повторить судьбу предыдущих пятерых не особо радужная.

— Никогда. Мы так близки к цели, я ничего тебе не скажу, — начала огрызаться уборщица из страховой компании.

— Либби, — миролюбиво сказала эта «ледяная» особа, садясь перед девушкой на корточки, поскольку сама Либби сидела на полу, привязанная к трубам. – Ты не хочешь чувствовать боль, не хочешь медленно умирать, а я не хочу тебя пытать… Сэкономь моё и своё время, а заодно облегчи свою судьбу… Скажи мне всё что знаешь.

Вместо ответа девушка плюнула в лицо своей похитительницы. Последняя невозмутимо вытерла этот плевок со своего лица, а затем из-под капюшона сверкнули глаза желто-зелёным отсветом.

— Что ж, ты сама это выбрала, — сказала та и достала из-за пазухи короткий обоюдоострый кинжал, который переливался, то серебристым, то чёрным цветом. – У тебя ещё есть шанс передумать.

— Пошла ты! На этот раз ты нас не остановишь, — говорила Либби, правда, теперь её голос слегка дрожал, а глаза поневоле косились на это небольшой кинжал.

— Сколько же мне раз это говорили? – задумчиво размышляла похитительница. – Десять, может двадцать раз… Хотя нет… Больше… Я не считала…

Руки у Либби вдруг оказались свободны от верёвок, но всё равно та не могла пошевелиться, словно, в конечностях не было костей.

— Тогда приступим… — ледяной и пробирающий до мурашек голос известил о начале. А ещё эти глаза, отливающие то зелёным, то желтым светом вызывали приступы подсознательного страха.

Первый надрез был сделан быстро, поперёк вен на правой руке, но лезвие до них не достало. Одновременно с этим рана начала пузыриться, словно туда налили газировку. Либби закричала так громко, как только могла, поскольку боль была поистине дикой, хотя рана была поверхностной.

— Это только начало, Либби. Я могу пытать тебя до самого утра, безостановочно. Я успею свести тебя с ума, убить и реанимировать, дать тебе возможность свыкнуться с тем, что от тебя отстали, а потом всё заново… Так что лучше говори.

— Ни за что! – рычала уборщица, сквозь зубы, стараясь справиться с чувством боли.

Вторая колотая рана на правой ноге, в нервный узел. Похитительница и палач в одном лице, даже слегка поковыряла рану кончиком кинжала, чтобы доставить как можно больше боли. Снова пузырящаяся рана, снова дикий крик, который мог разбудить даже мёртвого, но никто не спешил к несчастной на помощь. Не было слышно ни шагов, ни окликов, только громкое эхо, которое никто не услышал.

— Можешь кричать так громко, как тебе позволят твои связки, — скучающе говорила девушка, на этот раз, надрезая кожу на ноге, вдоль кости, царапая при этом саму кость. – И так долго, как они тебе позволят. Тебе никто не придёт на помощь.

Последняя рана пузырилась особенно долго, поскольку глубина разреза была больше.

— Я прекращу всё это только если ты выдашь мне хоть крупинку информации, до остального я дойду сама, —