Мирас сначала немало удивился тому, что султан знает язык ойратов. Но потом вспомнил, как в ауле судачили, что Жангир побывал в плену. Теперь ясно. И все же Мирасу казалось странным, что им разрешили присутствовать при допросе пленного. Почему-то ни один из находившихся в юрте старейшин не выказал своего недовольства относительно присутствия среди них простых сарбазов.
В гробовой тишине султан задавал ойрату вопросы, на которые незамедлительно получал ответы. Мало кто из находившихся в юрте понимал, о чем шла речь, но абсолютно все сейчас обратились в слух. К чести ойрата, стоит отметить, что держался он более чем достойно. В голосе не звучало панических ноток. Не слышалось и мольбы о пощаде. Хотя кто сказал, что его обязательно должны убить? Быть может, султан смилуется над врагом и отпустит его восвояси. Это был бы широкий жест, достойный мудрого правителя: если ойрату суждено умереть, то он погибнет в бою, а не от рук палачей.
Жангир между тем жадно глотал все, что говорил ему ойрат. Посвящать подданных в суть беседы не спешил. Мирас так засмотрелся на султана, что совсем забыл о самом пленнике. Руки у него по-прежнему были связаны за спиной. Путы, которыми стянули ноги, пришлось разрезать, для того чтобы тот мог сидеть. Внезапно внимание Мираса привлек блеск, метнувшийся из рукава ойрата. Когда горе-конвоир понял, что происходит, было уже поздно. Оказалось, неопытные казахи даже не додумались обыскать пленников — только отобрали оружие. А тот самый ойрат, которого теперь допрашивал султан, ухитрился припрятать в рукаве маленький — не больше среднего пальца — ножичек.
Не зная, что нужно делать, Мирас громко закричал, осмелившись прервать очередной вопрос султана. Все обернулись к нему. Этим и воспользовался ойрат. Резким усилием он разорвал недорезанную веревку и уже собирался обрушиться с ножом на Жангира, но вместо этого распластался на полу. По широкой спине растекалось красное пятно. Ойрат с трудом приподнял голову и, захлебываясь кровью, посмотрел на султана. Хотел что-то сказать, но сил уже не хватило.
Амантай оказался более чутким надзирателем. Он вовремя разглядел опасность и убил ойрата раньше, чем тот смог навредить Жангиру. Найман спокойно окинул всех взглядом, вытер лезвие кинжала о ткань рубахи убитого. Затем снова заткнул оружие за пояс и вернулся в свою прежнюю позу с таким видом, будто ничего не произошло. Повисла пауза, которую первым нарушил султан:
— Как твое имя, батыр? Чей ты сын?
Амантай прижал кулак к сердцу, почтительно поклонился и лишь потом заговорил:
— Я — Амантай, сын Калижана из рода найманов.
— Я рад, что в моем войске будут сражаться такие парни, как ты. Тебе нестрашно доверить спину. — Казалось, султан сказал это вполне искренне.
Мирас поймал взгляд Кульмагамбета. Тот был чем-то насторожен, но не давал эмоциям овладеть собой. По его морщинистому лицу трудно понять, чего следует ожидать: наказания за то, что подвергли опасности жизнь султана, или все-таки благодарности за спасение этой самой жизни.
— Унесите его и похороните по-человечески, — велел Жангир. — Это достойный враг. Даже зная, что его непременно убьют, попытался напасть на врага своего повелителя.
Мирас и Амантай подхватили безжизненное тело и потащили его вон из юрты. Из раскрытого рта ойрата продолжала стекать густая струйка крови, оставляя на пестром ковре неровную красную полоску.
«Все-таки влетит нам сегодня! — подумал Мирас. — Такая красота по нашей вине испорчена!»
Глава 16. Непризнанный хан
Уже сумерки простирали свои объятья над Тянь-Шанем, а поток приезжающих все не убывал. Казахи стекались маленькими группами — каждый аул отправил от силы по три-четыре джигита. Жангир ожидал этого. Все предпочитали безраздельно править своими землями, чем признать власть единого хана. Казахи раздроблены и разбросаны по всей Великой степи, и не было такой силы, которая заставила бы их сжаться в единый кулак, как прежние времена.
Вопреки пересудам, гулявшим по степи, султан Жангир никогда не желал власти над всеми казахами, хотя отец, хан Есим, воспитывал его как будущего правителя, поскольку именно в нем, а вовсе не в первенце видел своего наследника. Впрочем, с мнением хана, как обычно, многие оказались не согласны. Вернее сказать, бóльшая часть степной элиты вообще не хотела, чтобы у Есим-хана был преемник.
Как знать, быть может, если бы старший брат Жангира Жанибек сумел зубами вгрызться в отцовский трон, то он смог бы навести порядок. Увы, казахи не приняли Жанибека. У Жангира просто не оставалось другого выхода, так как ханство погружалось в хаос. Грызня между племенами грозила вот-вот перерасти в междоусобную войну. Соплеменникам нужен был сильный лидер, и сыну Есима пришлось стать таковым.
К ночи лагерь зашумел множеством молодых голосов. Это вернулись в аул те, кто прибыл раньше и весь сегодняшний день провел в ближайших горах на вырубке елей, необходимых для предстоящей битвы. Сарбазы отдыхали после изнурительной работы. То тут, то там вспыхивали костры. Аульные хозяйки колдовали над ужином.
Этими отчаянными женщинами были матери некоторых жигитов. Жангир разрешил им остаться только до конца завтрашнего дня. Так как послезавтра, по данным разведчиков, ойраты собираются войти в ущелье Орбулак, которое и стерег султан. Иначе нельзя. Не каждой матери удастся совладать с собой при виде окровавленного тела своего ребенка. Но даже не это самое страшное. Страшнее — не дождаться его с битвы. В детстве Жангир часто встречал старушек, которые до самой смерти продолжали ждать своих сыновей, сгинувших в жестоком бою.
Однако до сражения еще оставалось время, и Жангир не хотел лишать матерей возможности подольше побыть со своими пока еще живыми детьми.
Сам султан есть не хотел. Аппетит у него пропал сразу после разговора с ойратом. Он был поражен тем, как смело, если не сказать нагло, вел себя пленный. В его взгляде читалось только одно — ненависть к врагу. Все-таки Эрдэни-Батур был правителем от бога, коли сумел заставить подданных поверить в свою идею.
Ойрат даже не пытался что-то скрыть от казахского султана. Он рассказал и о численности армии, и о командовании, и даже немного о тактических планах — словом, обо всем, что следовало знать о противнике. Пленник явно не верил в то, что столь маленькому войску казахов удастся остановить наступление ойратских орд. Слово в слово султан запомнил последние слова ойрата, сказанные им до того, как он испустил дух.
«Мой повелитель сметет твоих казахов, подобно тому, как коршун одним взмахом крыла способен смести целый муравейник… — шипел вражеский лазутчик. — Нас пять туменов, и мы идем за тем, что должно принадлежать нам. Вы, казахи, разжирели на привольных пастбищах, сами уподобившись баранам. Нам даже не понадобится выгонять вас —
