Тэм оказалась права насчет наемников. Вести о том, что Бес нормально функционировала, тот факт, что можно было подойти к любому экрану и пообщаться с ней, урегулировали все вопросы с судьбой наемников. Когда Ласка услышала, что наемники будут усыплены, выгружены и пущены порожняком, ей стало плохо. Однако она все равно пошла посмотреть на этот процесс. Пещера была преобразована в некое подобие театра и операционной. Ласка поняла, что похожие на гробы приборы, которые она все это время игнорировала, были томографами. Она наблюдала, как коматозных сотрудников Университета ушельцев завели в их чрево. Сита прошептала что-то об интерполяции одновременных сканов, об интеллектуальном снижении шумов, процессе дедупликации[37], который упрощал хранение и моделирование. Ласку это раздражало, но, с другой стороны, она радовалась, что можно было хоть чем-то отвлечь свое внимание от этого действа.

«Пуск порожняком» оказался проще, чем она ожидала. В катетеры вставили трубки, инфографика показывала, как уровни метаболизма неподвижно лежащих людей снижаются, пока их состояние практически не стало идентичным смерти.

Стоило ли волноваться из-за таких пустяков. Однако эти двое были своими, находились в коме без шансов на восстановление. Наемники (они не знала их имен в отличие, наверное, от ГК, так как он всегда со всей возможной тщательностью подходил к отбору информации) способны были уйти отсюда в целости и сохранности. Что было бы хуже: погрузить их в искусственную клиническую смерть или убить их? Что это за долбаная этика, говорящая, что приостановка жизни другого человека более нравственна, чем казнь?

Низкий потолок вызывал чувство клаустрофобии. Все зрители собрались вокруг приборов. Некоторые из них шпионы. Это было логически допустимым. Некоторые считают, что я шпионка. Тоже логически допустимо.

Жизнь под землей ввела ее в состояние ускользающей нереальности и полных неопределенностей суточных ритмов. Скорее всего, она пропустила время сна. Или наоборот: спала слишком долго. Часто она с удивлением понимала, что до безумия голодна, хотя только что поела.

Наемники ждали на своих больничных койках, их инфографика оставалась стабильной. С них сняли усадочную пленку, отмыли от дерьма, постелили чистые простыни. Они были под глубокой общей анестезией, которой только и могли доверять параноидальные уцелевшие сотрудники Университета ушельцев. Сначала они отсканировали мужчину. Все прошло быстро. Они подкатили к томографу женщину, ту, которая говорила с Лаской сразу же после пленения. Ту, которая попросила их закончить все поскорее.

У нее были родители. Люди, которые ее любили. Каждый человек – это очень плотный сгусток сильного эмоционального и материального вклада мыслей, чувств и ресурсов других людей. Если ты умеешь говорить, это значит, что кто-то провел тысячи часов, гулькая и воркуя с тобой. Эти сухие мышцы, командный голос – в них вкладывали ресурсы со всего мира, тщательно их администрируя. Женщина-наемник была больше, чем просто абстрактная личность: ее существование говорило о работе тысяч опытных людей, поколений экспертов, об опыте войн соглашений, стипендий, об управлении цепочкой поставок. Ничуть не меньше факторов вносят свой вклад, например, в запуск космического корабля. Каждый наемник был таким.

Она почувствовала головокружение. С какой стати ушельцы считали, что смогут придумать что-то свое, если говорить о цивилизации в целом? Зотты не являлись чьими-либо друзьями, однако они были заинтересованы в продолжении цивилизации, вершину которой подмяли под себя. Эти ученые, чудаки и безработные лентяи не могли квалифицированно управлять планетой. Они гордились отсутствием этой квалификации. Добыча сырья, строительство зданий, приготовление пищи друг для друга – все это было оправданным. Но сейчас они помещали тело незнакомой женщины в аппарат, который должен был переписать ее сознание в цифровую форму, а затем довести ее тело до состояния, лишь на волосок отстоящего от смерти. Они делали это, не руководствуясь никаким законом, без полномочий, без надзора и разрешений. Они придумывали что-то свое.

Помещение покачнулось. Она сделала шаг назад, но Гретил успела ее поймать. Ласка подсознательно знала, что Гретил была рядом, вдыхала ее знакомый запах, ощущала большое теплое тело. Заботливые руки поддержали ее за талию, и Ласка подчинилась, упав на грудь Гретил. Ласка чувствовала дыхание Гретил там, где шея плавно переходила в плечо, дыхание проникало через поры износоустойчивого костюма, который Ласка надела, отправившись в свою спасательную экспедицию. Когда она вспоминала о нем, то споласкивала водой. Однако костюм практически в этом не нуждался. Дыхание Гретил согрело ее.

– Тебе не нужно на это смотреть.

Нужно, подумала она.

Теперь ГК готовился к тому, чтобы пустить порожняком наемников. Он держал пробирку, которую собирался ввести в систему, перед лабораторными камерами, затем подсоединил ее к катетеру и повернул клапан, чтобы запустить особое вещество. Его действия не отличались от тех, которые исследователи выполняли в отношении своих пребывающих в коме коллег, однако ощущения были совсем другие. Сейчас все ушельцы переходили Рубикон. Когда то, что они сделали, станет общеизвестным фактом, мир изменится для всех, кого они знали. Она была здесь и ничего не сделала, чтобы их остановить. Да и готов ли хоть кто-то предпринять решительные действия?

Тэм внимательно следила за действиями ученых. Выражение ее лица напоминало Ласке ту напряженную концентрацию, когда пытаешься достичь постоянно ускользающего оргазма. Это было сексуально – смесь безрассудности и трансцендентальности. Трансцендентальность – вот что это было. Другие авантюристы по-любительски волновались на пути в ревниво оберегаемые сферы богов, но ушельцы бесстрашно шагнули из мира смертных в неведомый мифологический мир.

Тэм смотрела. Смотрела и Ласка, чувствуя горячее дыхание Гретил на своей ключице, чувствуя, как волосы щекочут ее щеку. Ласка общалась с мертвой женщиной, которая вернулась из могилы и теперь больше никогда не умрет, которая теперь может скопировать себя миллионы раз, может думать гораздо быстрее и шире, чем любой человек. Она поежилась. Гретил еще сильнее прижала ее к себе.

– Я хочу уйти. – Она не собиралась говорить это вслух, все получилось само собой.

– Тогда пойдем. – Небольшая ладонь Гретил была влажной. Воздух потрескивал, как будто был пронизан электрическими разрядами.

Они начали целоваться, как только отошли от толпы. Это желание копилось в ней уже давно. Ласка целовала многих людей. Некоторых она любила, к другим относилась безразлично, третьих откровенно не любила и целовала только из скуки, растерянности или самоуничижения. Она целовала Сета столько раз, что уже считала его рот продолжением собственного, поэтому любые поцелуи стали не более эротичными, чем причмокивание губами во время еды. Она одарила Итакдалее настоящим прощальным поцелуем, долгим, засасывающим, но только потому, что это происходило на глазах Лимпопо, которая внимательно наблюдала за ними, а когда Ласка закончила, Лимпопо тоже ее поцеловала с не меньшим остервенением, но и с ироничным разъединением губ, как