В этом состояла вся разница. Трудно было заставить людей переживать из-за предметно-материальных вещей, процедурные вопросы казались значительно более простыми. Какой бы эзотерической ни казалась тема обсуждения, форма обсуждения – открытое женоненавистничество, грубые оскорбления – была очевидна, даже на самый поверхностный взгляд. Когда они спорили о прикладной мотивационной психологии, трудно было встать на чью-либо сторону. Когда он проявил себя как полный урод, вопрос разрешился предельно просто.
Долгопланирующая Лимпопо отметила про себя, что она уже выиграла. Все, что ей нужно было сделать, это не опускаться до уровня Чучела. Даже если Лимбическая Лимпопо жаждала крови, она все равно уступила бразды правления Долгопланирующей Лимпопо, которая показала, что этот способ не подходит для ведения технических обсуждений.
Реакция была молниеносной. Даже те люди, которые ранее принимали сторону Чучела, быстро от него дистанцировались. Вслед за этим последовало осуждение, и в течение часа кто-то собрал экстренную встречу «лицом к лицу» для исполнителей и соисполнителей «Б и Б», находившихся на объекте. Лимпопо наблюдала из своего окна, как люди молча возводили большой открытый шатер, который использовался для хранения сырья, в то время как другая группа по цепочке передавала стулья из наполовину построенных «Б и Б».
Один из инновационных инструментов «Б и Б» назывался «Любосебенегов», он был импортирован из давно несуществующего коллективного проекта *-ликс[19], который развалился, когда его руководство сбежало, взяв деньги с конгломерата СМИ за предпочтительный доступ к историям. Руководство было ужасным, однако оно внедрило хорошую систему разрешения споров с помощью средства «Любосебенегов».
Ключевая идея заключалась в том, что радикальные или трудные для осмысления идеи должны были оставаться под спудом тайны, так как считалось, что их больше ни у кого не может быть. Страх оказаться в изоляции вел людей к тому, что они не хотели выносить на обсуждение свои идеи, делая из них ту самую «Любовь, что о себе не говорит». В сокращении это средство назвали «Любосебенегов», и оно предоставляло способ определить, имел ли ты единомышленников, без принудительного раскрытия своих мыслей.
Любой мог спросить у «Любосебенегов» что-то вроде: «А не вышвырнуть ли нам этого урода-сексиста?» Люди, втайне соглашавшиеся с этим вопросом, ставили подпись одноразовым ключом, который им не нужно было раскрывать, если только не следовало набрать предварительно заданное количество голосов. Затем система отправляла широковещательное сообщение, оповещая подписантов о необходимости собраться с их ключами подписей и раскрыть себя, не раскрывая результаты, пока критическое количество подписантов не укажет свои личности. Стоило тебе сказать: «Я Спартак», как в системе уже устанавливался консенсус.
Бедный Чучело не знал, откуда придет удар. «Любосебенегов» широко использовалось в «Б и Б», но Чучело из-за отсутствия скромности не мог понять, зачем оно вообще нужно, разве только чтобы обвинить во всем Большую идиотскую идею и не призвать всех на баррикады. Из-за отсутствия скромности Чучело вообще многое не мог понять. Он принадлежал к числу тех людей (практически все – молодежь), которые были настолько умны, что не способны были оценить всей своей глупости.
Она надела чистую одежду (новый принтер/резак гортекса уже функционировал), порадовавшись возможности надеть в любой момент что-то сухое, дышащее, идеально подходящее по фигуре. Она пошла на собрание.
Ей не пришлось вообще ничего говорить.
Через десять минут фыркающему и брызгающему слюной Чучелу указали на дверь и вежливо попросили не возвращаться. Они наполнили его рюкзак под завязку, выделили два комплекта верхней и нижней одежды из гортекса. Дать ему что-то меньше этого было бы уж совсем не по-добрососедски.
[V]У Лимпопо был грязный маленький секрет: она очищала производственные журналы «Б и Б», предварительно передав данные из них в аналитическую систему собственного изготовления, которую собрала по частям, как Франкенштейна из материалов, посвященных игрофикации и мотивации. Иногда она просматривала журналы сама, чтобы оценить, насколько она оторвалась по всем показателям от остальных. Особенно она обращала внимание на статистические графики, имевшие отношение к тем вопросам о возможных способах исполнения и достижения результатов, споры о которых она проигрывала.
И делала это не затем, чтобы удовлетворить свое самолюбие. Все было гораздо более странным. Когда Лимпопо проигрывала спор, сам факт, что она сделала гораздо больше того человека, кому она проиграла, делал ее настроение просто великолепным. Быть ушельцем означало ценить вклад всех окружающих тебя личностей и избегать заблуждений о собственной уникальности. Поэтому проигрывать человеку, над которым в дефолтном мире она была бы начальником, делало ее, черт возьми, просто святой. Здесь не было никаких «особенных снежинок», но ей удавалось не быть уникальной личностью гораздо лучше, чем всем остальным.
Вид этих графиков вселял в нее то же чувство стыда и то же удовольствие, которое доставлял ей просмотр порнографии. Это было потворство своим желаниям в чистом виде, то, что давало пищу исключительно самым детским и эгоистичным побуждениям. Для Лимбической Лимпопо это было сродни валерьянки для кошки, чем больше она кормила эту жадную свою половину, тем чаще она могла ее затыкать и давать порулить Долгопланирующей Лимпопо. Во всяком случае, она себя именно так в этом убеждала.
* * *Теперь его звали Джимми. Он был одет в такую униформу, на фоне которой гортекс смотрелся как разорванные лохмотья, наскоро заштопанные пучками травы. Он наслаждался собой.
– Вам обязательно нужно увидеть показатели, – сказал он своим спутникам. В отличие от «Б и Б», где обитали представители всех рас, его друзья были беленькими, кроме одного парня, который, похоже, был корейцем. – Она королева этого места, – он покачал головой, покоившейся на бычьей шее, которая прекрасно дополняла его словно слепленные из папье-маше бицепсы. – Ну, Лимпопо, согласись, что ты действительно королева. С этого момента ты и твой гость можете жить, где пожелаете, в любой комнате нашего дома. Полные привилегии на кухне и в мастерских. Я бы хотел видеть тебя в совете правления. Нам нужны такие люди, как ты.
Итакдалее держался позади и с начала разговора быстро дышал от волнения, но затем начал успокаиваться. Она начала переживать, не выкинет ли он что-нибудь идиотское, что приведет к насилию. Это было бы пустой тратой времени и сил.
Был план, в котором ей отводилась определенная роль: яма, в которую ее хотел загнать Джимми. Или она свяжет с ним свою судьбу и придаст легитимность его мятежу (а она сомневалась, что он вообще рассчитывал на это), или она будет стоять на своем,
