Время шло. Она пыталась угадать, ударят ли ее, поразят ли электрическим током, начнут ли жечь. Они убили Итакдалее и Джимми, перерезали им горло и бросили в снег умирать.
– Я ничего не скажу.
– Хорошо.
Охранники освободили ее и отвели обратно в камеру. Шли дни. Делать было нечего, только пялиться на стены. Ей всегда нравилось одиночество, она думала о себе как о неправильном ушельце, так как людское общество всегда ее тяготило. Но когда прошло десять дней, в течение которых не происходило ничего, кроме мелькания мыслей в ее голове и ее отчаянных, бесполезных попыток медитировать, они пришли за ней. С удивлением она поняла, что даже с нетерпением ждет возможности поговорить с этим голосом.
Они сбрили чуть отросшие волосы, снова нанесли гель и наложили датчики.
– Сегодня мы проведем сканирование, – сказал голос. – Затем мы симулируем этот скан и допросим его в таких условиях, которые выйдут за пределы твоего упрямства и полностью исключат твой отказ от сотрудничества. В зависимости от характеристик этого скана, его надежности и сговорчивости, ты нам можешь вообще больше не понадобиться. Все понятно?
– Что вам нужно?
– Твоя парольная фраза.
– Зачем?
– Потому что мы проанализовали социальные профили всего твоего окружения и пришли к выводу, что ты являешься ключевой фигурой.
– Звучит как хорошая причина для моего молчания.
– Мы можем принудить тебя выдать нужную информацию. Даже можем попробовать физическое принуждение. Ты знаешь, мы можем даже сканировать людей, которые уже технически не живут.
Это было полное вранье. Не могло им не быть. ГК всегда настаивал на том, что это никогда не будет работать, так как через мозг всегда должна течь кровь. Она не понимала этот процесс с биологической точки зрения, но знала, что мертвых сканировать нельзя. Или все-таки можно?
– Какие вы, оказывается, ловкие.
– Как только мы окажемся внутри твоих данных, мы сможем повлиять на внутреннее разрушение твоих клеток. Это соответствует нашей стратегии физического вмешательства.
– Но зачем?
– Луиза, не придуривайся. Ты знаешь, зачем.
Она не захотела давать волю злости, хотя длительный период, проведенный в одиночестве, сделал ее эмоциональной и неуравновешенной:
– Затем, что в этой борьбе выиграете или вы, или мы, правильно?
– Нет. Затем, что ты и твои друзья – террористы. Луиза, давай говорить серьезно. Дело вовсе не в зависти. А в преступлении.
– В каком преступлении?
– Луиза?
– В каком преступлении?
– Будь, пожалуйста, предельно серьезна.
– Самовольное заселение?
– Незаконное проникновение. Кража. Хищение коммерческой тайны. Пиратство в невообразимых масштабах. Обход законных мер обеспечения безопасности на предприятиях. Производство регламентированных наркотиков. Нелицензионное производство потенциально летальных фармакологических средств. Производство оружия военного образца, включая механоидов и различных беспилотников. Нелицензионное использование электромагнитного спектра частот, включая применение, которое могло вызвать перебои в работе сетей экстренной связи, общественной безопасности и первого реагирования. Продолжать?
– Что вам нужно от людей? Что им делать? Нам нечего ловить в дефолтном мире. Негде жить. Нечего есть. Нечем заняться. Мы – лишние. Мы ушли, начали все снова, никого не беспокоили.
– Вы берете то, что вам не принадлежит. Вы живете, забирая то, что не ваше.
– Как же нам тогда жить?
– Какая твоя парольная фраза?
– Когда вы будете делать сканирование?
– Оно уже идет. Эта беседа поможет нам его откалибровать.
– Ерунда. Меня сканировали раньше.
– Методики сканирования, используемые ушельцами, являются кустарными и ненадежными. Наши технологии лучше. Наше преимущество в том, что мы не принадлежим к криминальному подполью.
– Лучше состоять в криминальном подполье, чем в тайной полиции.
– Мы не полиция.
– Тогда шпионы.
– Этот термин вообще имеет неопределенное значение.
– Мне нужно поговорить с моим адвокатом.
– Ты нелегальный иммигрант, подданная Бразилии с просроченным паспортом без визы. Почему ты считаешь, что имеешь право требовать юридического представления твоих интересов? Как ты оплатишь эти услуги?
– Тогда мне нужно поговорить с представителем консульства.
– Бразильское посольство придерживается официальной политики своей страны по борьбе с терроризмом.
– Почему вам вообще нужна моя парольная фраза, если вы всемогущи как боги? Похоже, у вас есть все, что вам нужно.
– У нас есть многое из того, что нам нужно. Внутри вашей сети мы может найти что-то еще. Кроме того, мы достигли отличных результатов, выдавая себя за разных членов вашего культа. Это на редкость эффективный способ.
– Как и рассказывать мне о том, что вы это делаете, чтобы я все время думала, кого же из моих друзей дергают за ниточки?
– Тебе больше не придется волноваться о том, сможешь ли ты поговорить с этими людьми. У тебя замечательная репутация, поэтому даже если небольшое количество людей поверит, что ты предатель, это приведет к внутреннему разладу гигантских масштабов.
– Как мне вас называть?
Дыхание шептало ей в ухо.
– Можешь звать меня Майклом.
– Майкл, тебе не приходило в голову, что ты пришел торговаться, совершенно ничего при себе не имея? Ты ничего не можешь мне дать, что сделало бы выгодным раскрытие моей парольной фразы, именно по тем причинам, которые ты только что упомянул. Ты и все твои подельники поставили перед собой задачу свести на нет любую возможность человечества дожить до конца этого века. Поэтому… что ты сейчас хочешь от меня получить?
– Мне есть что тебе предложить, Луиза. Я могу предложить тебе оставить в живых твоих друзей. Мы знаем, где они, мы всегда знаем, где они. Мы можем устранять их с хирургической точностью. Ты видела, как мы пришли за тобой.
В те часы, когда она находилась в своей камере, ее посещали призраки, и чаще всего – Итакдалее. Она видела его лицо, слышала его голос. Во снах она чувствовала, как он прижимается к ней, одной рукой обнимает талию, другую кладет на грудь. Его волосы на груди касаются ее спины, дыхание щекочет кожу. Пробуждение же было как кошмар в кошмаре, когда ты считаешь, что проснулся, но на самом деле все еще спишь. Только сейчас она бодрствовала и была в заточении. Она больше никогда не увидит Итакдалее. Иногда она перебирала его абсурдные имена как четки, сжимала до боли глаза, пытаясь вспомнить чувства из своих снов: его запах, звуки, прикосновения. Понимание, что он умер, накатывалось на нее волнами, отчего прерывалось дыхание, как будто порыв холодного воздуха морозил ее легкие, делал их неподвижными.
– Я видела, как вы пришли за мной и что вы сделали.
– Ты расстроена потерей своего бойфренда, мужчины с разными именами, – он как будто дразнил ее, а может, считывал это в ее данных. Она была отстраненно обозлена, но это чувство было едва виднеющейся падающей звездочкой на фоне ослепляющего света солнца, с которым можно было сравнить ее горе. Она вообразила, что слышит, как они калибруют ее модель, пытаясь придать большее значение такому экзотическому эмоциональному состоянию.
– Ты меняешь тему. Когда вы убиваете, как случилось недавно, это
