И все хотят быть свободными, и жить. Но возводят стены. Чтобы укрыться. Возводят ограды. Чтобы отгородить. Спешат перестать спешить. Чтобы остановиться. Чтобы не быть здесь. Остановиться – это перестать жить. Не быть. Так всё спешит умереть.

Но было сказано: «Лишь кто тонет, избавляется от всего лишнего».

Музыка. Столетия технологий возвысили её силу. Качество звука, громкость – есть ли предел? Громкость, близкая к летальной, не оставляет выбора – ты погружаешься в тысячу вспышек, улыбок, касаний, ритмов и звуков. Один. Будучи абсолютно один.

Ведь было сказано: «И в толпе полно одиноких».

И всегда догадывался ты, что один. И чтобы не быть одному, всегда ты искал её. В этом шуме и этом огне. Шёл к ней, брал её. И брал что-то тяжёлое – то, что кажется лёгким, и селил это в уста свои, в чрево своё, и туманился разум твой. Потому что ты боялся. Боялся вдруг начать чувствовать.

Ибо знал: «Чувствовать – это открыться, открыться – быть уязвимым».

Но сегодня не будет так. Всё, что тянуло тебя, ты отдал. И не стало страха. И стало легко. Ибо свобода – это отсутствие страха. И ты поймёшь, что не здесь место твоё. Выйди или останься – нет разницы в том. Ибо сказано: «Ищущий да обрящет».

Откройся. Будь раним. И смотри. Смотри день или век – и ты увидишь её. Узнаешь. И она увидит тебя. Она увидит силу. Люди преклоняются перед силой, ищут её и идут за ней. И она пойдёт за тобой. Не говори ничего. Слова возводят рамки, а большому в них тесно. Пусть между вами сегодня возникнет большое. Безграничное.

Введи её в дом свой, и скажи: «Бери, это твоё. Ибо не нужно мне то, что ни для чего. А если найдёшь ты слова, чтобы сказать, для чего это, то останься здесь и раздели эту жизнь. Ибо мне нужен смысл».

Вслушайся и услышь. Ты услышишь, как тихо капли текут по щекам её. Эти капли – последнее, что осталось в нас от древнего океана, частью которого мы были когда-то. И сними эти капли осторожно ладонью своей. И укрой грудью своей глаза её.

Ибо с каждой такой каплей этого океана в нас становится меньше.

И увидишь ты в каплях её, что много в ней нужды. Много стен и оград. Что много спешки, а мало времени, и мало что для себя. Посмотри ей в глаза и спроси: «Почему?»

И она захочет сказать тебе так:

«Смотри. Что, если не тюрьма это, если лишены радости живущие здесь? Чистого воздуха, пения птиц, касания трав. Что это, если не тюрьма, если приставлены к нелюбимой работе? Вынуждены отдать чужим детей своих, не имея времени помимо себя? Помимо труда для одного себя, от которого не взрастает ничего, не делает свет лучше и не даёт плодов... Что это, если каждый ест то, что вредно ему, пьёт то, что вредно ему, и дышит тем, что убивает его? Что это, если каждый из идущих мимо боится? И каждый говорит: видишь, страшно вокруг? Всем нужны стены».

И скажешь ты: «Не бойся. Есть много, что крепче стен. И мы крепче».

И скажет она: «Но если буря налетит и разметает всё, что строили мы?»

И скажешь: «Поставим не стены, а паруса».

И снова потекут капли её. И в них ты не увидишь больше нужду, а увидишь себя и поймёшь, что это отражение – единственный настоящий ты, и поймёшь, что такие же капли и у тебя, а, значит, вы оба – части одного океана, а точнее – и есть один океан. Возьми её руку. И не говори слов.

И живи так день, месяц и век. Ибо всё это одно, когда время перестаёт бежать. А время перестаёт бежать в тех, кто счастлив. Потому что много дней, и каждый из них разный, и каждый из них – целая жизнь, а может, и вечность.

И сказано будет тобой: «Счастье – это познать».

Так передастся знание внукам твоим.

ПРИТЧА ПРО ИСТИННЫЙ ВОЗРАСТ

Давным-давно, в начале месяца хамаль 1391-го года хиджры по персидскому календарю, его путь пролегал по пыльной земле древнего Бамиана. С синего неба яростно жарило весеннее солнце, но на серых камнях ещё белели крупные наросты снега. Объёмный рюкзак, коврик, крепкие ботинки – что ещё нужно для хорошего путешествия? Как и многие путешественники, он путешествовал, не ставя целей, а просто по зову души, ещё не зная, что целью пути бывает и сам путь. Грунтовка, шедшая по краю небольшой долины, мягко отзывалась на его шаги. Ни души вокруг – горы, камни, стрекот сверчков.

Странно. Здесь год 1391-й, а у нас? Кажется, 2012-й. Погружение в этот быт уже заставляет вспоминать – какое сейчас календарное число на родине, вынуждая прибавлять годы и лунные декады к исламскому летоисчислению, а не наоборот… Что значит эта разница в шесть веков?

Где-то внизу шумит. Пора отдохнуть. Сойти с дороги на изумрудную молодую траву, к шумящему внизу ручью, стекающему из-под талых снегов. Погрузить в него руки. Напиться. Набрать воды. Бросить камень, улыбнувшись мелкому всплеску, лечь на спину и возвести глаза к синему небу... Разве не для этого придуманы путешествия? Сладкая истома накопившейся усталости. Барашки-облака…

Растянувшись на зелёной лужайке и наслаждаясь томной прохладой, он вдруг обратил внимание, что на вроде бы хаотично расположенных белых камнях вокруг выгравированы закорючки персидских цифр. Именно цифр – они похожи на наши, а алфавит фарси всё ещё было лень учить. И что это? Ещё какие-то чёрточки…

Господи! Лежу посреди кладбища! Подъём!

Через некоторое время, заинтересовавшись увиденным, наклоняясь и пытаясь сопоставить даты, он вдруг понял, что величина этих цифр составляет неприлично малую величину:

девять лет, четыре года, восемь лет и несколько (прописью) месяцев... Как так? Здесь что, одни дети?

Чувство чужого взгляда заставило оторваться от драмы расследования… Мы всегда чувствуем его.

На холме невдалеке стоял старик.

Что можно сказать с таким словарным запасом? Только «салам алейкум».

- Алейкум ассалам! – ответил старик и не спешил со следующими словами, разглядывая странника.

- Сафар, – крикнул он после некоторого взаимного молчания. Это значило «путешественник».

Старик чуть расслабился, потом произнёс некий вопрос и, поняв, что его не понимают, приглашающе махнул рукой… Отказываться было глупо. Они поднялись по склону…

За пригорком стояло несколько квадратных глинобитных строений, не обнесённых, однако, как здесь принято, высоким забором. Указав рукой в сторону кладбища, старик с улыбкой спросил что-то. «Немифахма» («не понимаю»), – ответил он. Усмехнувшись и махнув рукой, старый проговорил что-то, из чего странник понял «мехмун» (что значит «гость») и «чай» (что значит «чай»). Они подошли к одному